Франсуа де Жоффр - Нормандия — Неман
Взлетает эскадрилья за эскадрильей. Маршрут: Эльбинг, Познань, затем Прага, Штутттарт, широкая сверкающая на солнце лента Рейна, граница Франции, Сен-Дизье и Париж.
— Будьте внимательны, — предупреждает нас Пуйяп, — не злоупотребляйте скоростью. Сейчас не время разбить самолет или свернуть себе шею.
В Штуттгарте встречаемся с нашими знакомыми летчиками из групп французской истребительной авиации. Первые вопросы из тысячи других, которые отныне будут нам задаваться:
— Ну, как в СССР? Как вам понравилась советская жизнь? Красная Армия'? Страна? Какие там люди? О чем они мечтают? Что едят?
Здесь же нам устроили пышный прием у генерала де Латтр де Тассиньи. На приеме меня ожидал сюрприз: я встретил свою сестру.
И вот, наконец, мы во Франции. Совершаем посадку в Сен-Дизье, где начинаются первые официальные формальности.
20 июня «Нормандия — Неман» вновь поднимается в воздух. В половине седьмого вечера я замечаю вдали шпиль собора Парижской богоматери, Сену, Елисейские Поля и еще дальше — величественную Триумфальную арку.
Словно прикованные друг к другу невидимой цепью, тридцать семь «яков», с трехцветным носом, с советской эмблемой, появляются в небе над Парижем.
В парадном строю могучие, овеянные славой эскадрильи проносятся над Елисейскими Полями на высоте 500 метров. Над памятником Неизвестному солдату они рассыпаются в небе, словно гигантский веер, прикрывающий Париж с воздуха.
Аэродром Бурже черен от встречающих. Я говорю себе:
— Старина, сейчас не время свернуть себе шею…
Я уверен, что в эту минуту мы все подумали об одном и том же. Но со мной в последний момент все-таки произошла небольшая неприятность с тормозами во время посадки.
Взбешенный и сыплющий проклятьями, я приземлился последним, но точно вовремя, чтобы успеть стать в строй и получить традиционный букет цветов.
Нас встречал Париж, ликующий народ, наша родина. Она оказала нам прием самый восхитительный, самый трогательный из всех приемов, которые могут выпасть на долю человека.
Несколько в стороне от группы встречающих стояла старая женщина, простая и печальная в своем черном наряде. Когда несколько затих гомон толпы, она подошла ко мне так робко, словно чего-то боялась.
— Лейтенант, я очень счастлива вас видеть. Не вы ли были другом моего сына? Он мне так часто писал о вас в своих письмах.
Я не знал, что ей ответить:
— Мадам, ваш сын был моим товарищем, моим братом, моим другом. Он все отдал для победы. Ни на одно мгновение он не забывал вас.
Спустя несколько дней после этого оглушающего шума победы я вновь сажусь в самолет. В этой праздничной симфонии не хватает одной ноты: моей семьи — жены и дочери. Круг замыкается. Вылетев из Касабланки, я возвращаюсь в Касабланку. На аэродроме мне навстречу опешит женщина, улыбающаяся и взволнованная. Рядом с ней маленькая девочка.
— Франсуа, наконец-то ты вернулся! Я так счастлива!.. А вот наша дочурка, ей было всего два года, когда ты уехал…
В тот июньский вечер 1945 года по песчаному берегу морского курорта Анфа, около Касабланки, храня молчание, шли два человека. Громадные волны, словно из темного бархата, с белыми кружевами пены на гребнях набегали на горячий песок пляжа. Небо, высокое и безоблачное, все усеяно звездами. Воздух теплый и мягкий. Это была мирная ночь, та ночь, о которой тысячи и тысячи раз мы мечтали в самый разгар суровой русской зимы.
Ни мужчина, ни женщина долго не осмеливались нарушить эту тишину, которая таит в себе что-то волшебное и чарующее. И только когда небо вдали над самым горизонтом начало бледнеть, когда зарождающийся день дал о себе знать таинственным шелестом трав, мужчина отважился сказать:
— Ты меня поймешь, мне трудно выразить то, о чем я сейчас думаю. Товарищи, эскадрилья, бои, Россия — все это было прекрасно. Но, если все эти усилия не были поняты или не будут поняты в будущем — значит, они напрасны.
Женщина ничего не ответила. Но она очень крепко и долго жала руку своего мужа, который не боялся людей, но который боялся за человечество.
* * *Мирная жизнь оказалась почти такой же жестокой для бывших летчиков «Нормандии — Неман», как и война. После триумфального возвращения из России жизнь опять разбросала по свету людей, которых смерть или присутствие смерти сблизили в единую семью.
Я попытался рассказать вам о героической жизни французских добровольцев авиаполка «Нормандия — Неман» во время второй мировой войны. Позже, может быть, я попробую поделиться с вами о том, как мы сменили наши военные мундиры на гражданские костюмы, как мы вновь начали жить жизнью обычных людей. Я вам расскажу, как погибли те, к кому сама смерть, казалось, боялась приблизиться: Марши, Амарже, Эмоне, Мурье, Лемар, Углов, Жанель, Шаррас, Астье, Карбон, Пистрак, Мерцизен. Все они находились или на службе в военной авиации, или в Индокитае, или на службе в гражданской авиации. Они продолжали летать, оставаясь верными своей профессии, которую так любили. Они остались ей верными до конца своих дней. Я вам также расскажу, как они старались, несмотря на дела и превратности жизни, не изменить своей обожаемой возлюбленной, имя которой — жажда подвига. Я тоже продолжал идти опасной и трудной дорогой приключений, подгоняемый вечным, неутомимым желанием жить напряженно, бороться и познавать.
Я работал сначала на внутренних воздушных линиях, затем в Индокитае, летчиком на каучуковых плантациях, и наконец в Венесуэле, летчиком в геологоразведочном отряде, занятом изысканиями золота и бриллиантов.
Я хотел бы закончить эту книгу, которая, я надеюсь, несмотря на свои несовершенства, является достоверным и искренним свидетельством великого подвига французов, одной историей, которая, как мне кажется, придаст нашему прошлому его истинный смысл и его истинное значение.
В Сан-Антоне, в Австрии, зимой 1949 года два французских офицера катались на лыжах. Они не блистали особыми способностями в этом виде спорта, поэтому один молодой австриец, загорелый, с живыми глазами, подойдя к ним, сказал:
— Я инструктор. Разрешите мне дать вам несколько советов.
Офицеры согласились. Завязался разговор. Говорили о лыжах. Говорили об Австрии. Говорили о настоящем. И кончили, как и следовало ожидать, воспоминаниями о прошлом. И только тогда молодой инструктор представился:
— Я капитан Пеп Габль, бывший летчик 3-й эскадрильи «Мельдерс» в Восточной Пруссии.
Я подавил готовое уже сорваться с моих уст ругательство.
— Черт подери, эскадрилья эта стояла против нас!
— Вы тоже летчики?
