Анна Бурдина - Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы
Тифлис. Как здесь все было знакомо! Старый дедушкин замок-дом, сад, полный роз, высокий забор, вымощенная камнем тропинка, решетчатые ворота. Тарантас, устало поскрипывая, въехал во двор, шурша колесами по заросшему крапивой внутреннему дворику.
Однорукий юркий слуга, казалось, всегда служивший в доме дедушки, заметил подъезжающий тарантас еще издали и уже стоял на нижней ступеньке парадного входа в ожидании дорогих гостей. Когда тарантас остановился, он радостно бросился к нему, судорожно отстегнул передок и с низким поклоном беспрестанно повторял, подставляя дамам по очереди для опоры свою единственную руку: «Пожалуй-те-с, барыня!.. Милости просим!.. Пожалуйте-с!..»
Радостная весть быстро разлетелась по дому. Слуги высыпали во двор. У дверей появилась бабушка, опиравшаяся на палочку, и дедушка, поддерживавший ее под руку. Генерал Фадеев сильно поседел, но был по-прежнему величественно высок, строен, могуч и солиден. Бабушка, напротив, сильно похудела, сморщилась и выглядела точно маленький сухой комочек, завернутый в вязаную шаль. Одной рукой она держалась за палочку, другой опиралась на своего мужа, нежно улыбаясь подслеповатыми, слезящимися глазами. Слабым голосом она пыталась приветствовать своих дорогих гостей. Елена с Верочкой и дети бросились обнимать стариков. Последовали звонкие поцелуи, радостные причитания, возгласы восхищения, объятия, после чего все направились в дом.
Дом Фадеевых совсем не изменился. В длинном, высоком и мрачном холле все также висели семейные портреты Фадеева и князя Долгорукова, стены были покрыты гобеленами, а бабушкин музей был полон собраний раритетов, чучел животных и птиц. Во дворе потухшим голосом лаяла старая собака, в доме суетились слуги. Елена отметила, что однорукий слуга и почти вся дворня, которую она знала с детства, остались на своих местах. Получив вольную, они не ушли от барина, а продолжали, уже за зарплату, работать на своих местах, как и десять лет назад. И все шло по-старому – в привычном, сложившемся годами ритме и со старым дедовским размахом.
Новость о том, что Елена вернулась в родной дом после долгого путешествия, быстро облетела весь Тифлис. Об этом вспоминали:
«К ней ежедневно заезжали старые знакомые, а также знакомые знакомых, которые Елену лично не знали, но были наслышаны о ее долгом путешествии. Всем было любопытно услышать рассказы о дальних краях, а также увидеть ее после долгого отсутствия. Как правило, она рассказывала какой-нибудь примечательный эпизод из своих путешествий, особенно по Америке, который мог бы быть интересен публике. Обворожить слушателей своими рассказами она умела так же легко, как и заинтересовать феноменами, поэтому часто беседа принимала мистическую окраску, и она начинала "вызывать духов". В такие вечера в мерцающем свете длинных догорающих свечей появлялись человеческие фигуры, тени на гобеленах, потом они "оживали", так что присутствующие невольно чувствовали дрожь…»
Вскоре Елена Петровна приобрела необыкновенную популярность и стала неотъемлемой частью Тифлиса, где ее знали все без исключения, от мала до велика.
Мужчины отмечали, что мадам Блаватская «довольно хороша собой», правда, несколько располнела, но молодость освежала ее полноту и придавала ее юному облику некоторую пикантность. Благородные дамы, глядя на Елену Петровну, не могли беспристрастно оценивать ее внешние достоинства, а только недоумевали: «Даже странно, такая женщина и путешествует одна!»
Общество несколько удивляла ее манера одеваться. Одни усматривали в ней некую экстравагантность, другие находили полное отсутствие вкуса, третьи утверждали, что она живет своим богатым внутренним миром, где внешняя оболочка не имеет никакого значения. Когда Елена выходила из дома в коричневом шелковом восточном халате, розовой чалме или в бесформенном салопе, это вызывало различные толки, но не делало ее менее популярной. Казалось, ее знает весь Тифлис.
Когда Елена куда-то направлялась пешком, ей приходилось останавливаться на каждом шагу, так как со всех сторон доносилось:
– Здравствуйте, Елена Петровна!
– Как здоровьице, госпожа Блаватская?
– А, Елена Петровна! Только что я подумала, что вас давно не видно, матушка, – а вы тут как тут! Когда можно к вам на сеанс пожаловать?
Елена мило отвечала на все приветствия, соблюдая при этом различные оттенки субординации. Кому-то она улыбалась, как старому знакомому, теплой, радостной улыбкой, останавливалась и вступала со встречным в беседу. Иному просто слегка кивала головой и проходила дальше, моля в душе, лишь бы ее не окликнули и не завели длинный, неинтересный разговор; третьему кланялась, приостанавливаясь в ожидании ответного шага, или просто дарила вместе с приветствием свою лучезарную улыбку.
Слухи о необыкновенном умении госпожи Блаватской организовывать спиритические сеансы разлетелись по всему Кавказу. В доме Витте каждый вечер стало собираться высшее тифлисское общество, которое занималось верчением столов, вызыванием духов, ответами на вопросы стуком: один раз, означало «да»; два раза – «нет». Этим увлекались и Верочка, и Надежда, и Екатерина, и даже Ростислав – младший сын бабушки. Глава семейства Витте, который резко возражал против занятий спиритизмом не только своей жены, но всего общества в целом, никогда не принимал участия в подобных мероприятиях. Он даже не знал, что они проводятся в его доме. Елена, Верочка, Екатерина и Надежда тщательно скрывали от него, так же как и от Фадеевых, свое увлечение спиритическими сеансами.
Особенно популярным среди молодежи было «чтение чужих мыслей». Многие, как всегда, не верили в происходящее, и Елена пыталась объяснить: «Я делаю это при полном сознании, просто наблюдаю, как мысли человека исходят из головы в виде спиральных колец светящегося дыма, а иногда вырываются в виде струй, которые можно принять за некое светящееся вещество. Потом вокруг головы складываются отчетливые картины и образы. Часто такие мысли и ответы на них отпечатываются в моем мозгу в виде слов и предложений, точно так, как это происходит с моими собственными мыслями».
Сеансы спиритизма стали популярны среди гвардейской золотой молодежи. Их посещали довольно важные персоны, такие как граф Воронцов-Дашков, оба графа Орловы-Давыдовы и Перфильев. Особую дружбу Елена водила с молодым графом Воронцовым-Дашковым. В семейных архивах Фадеевых хранились любопытные документы о двоюродном прадеде наместника Кавказа, его ритуальный кинжал, а также текст ритуальных напевов, привезенных им из Индии. Разумеется, уже никто не знал их значения, но Елена очень любила его повторять и, как ни странно, действие, которое она задумывала, сбывалось.
