Максим Северин - Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта
— Кроссовки не носили?
— Нет, как были на нас сапоги, так и остались, только спустя время весь батальон переобули в «мабуду», как мы называли кирзовые ботинки, и выдали брюки прямого покроя, а в остальном на нас оставалась обыкновенная полевая форма.
Снабжение поначалу было налажено плохо, только ближе к моему дембелю стало более или менее, а так — тушенка была основной едой. Вода была полностью привозная, сначала в бочки с водой кидали какие-то ампулы, но это было накладно, и в воду стали сыпать хлорку. Сырую воду не пили, ее, кипяченную и заваренную верблюжьей колючкой, набирали во фляжки на кухне. Единственным местом, где была пригодная для питья сырая вода, был дворец Амина, там из трубы бил родничок и была очень вкусная вода. Дворец стоял на сопке, и тому, как поступала туда эта вода, я до сих пор удивляюсь. Но если в твоей фляжке нашли сырую воду, то трое суток «губы». «Губа» была своя: из караульного помещения выгоняли 66-й, и ты там на лавочке отдыхаешь.
Отношения с офицерами там, кстати, были намного проще, чем в Союзе, большой строгости к нам не было. Командиром «группы узлов» у нас был майор Кабанов, мужик хороший, бывший паровозник. Моим ротным был капитан Коробкин — тоже человек неплохой, и старшина у нас был отличный, песни сочинял. Другое дело, когда приехала генеральская проверка из Москвы. Да какая там проверка! Под прикрытием бэтээра сопровождения генералов и полковников погрузили в «уазик», и они поехали тратить командировочные чеки и афгани в город: дубленки, аппаратура и тому подобное. Два раза так офицеры приезжали и исключительно за этим, а чтобы посмотреть, как ты живешь, как питаешься, — это никому на хрен не нужно было, они даже не зашли ни в одну палатку.
— С местными обмен продуктами был?
— Конечно, был — менялись, хотя толку от этого было немного. Могли поменять местным те же бревна, которые привязывали к машине, на джинсы, батники, парфюмерию или видеоаппаратуру. Вскоре в нашей палатке стояло сразу три магнитофона: «Сони», «Панасоник» и «Шарп», но вывезти хотя бы один из них через границу у нас не получилось, это могли сделать только офицеры, да и то по лимиту в соответствии с жалованьем. Платили нам там чеками, я, например, получал 9.20 чеков. Местные с радостью могли купить и обычный лом, ведь с металлом в стране были проблемы. Кроме редких случаев обмена, никакого общения с местным населением не было, к расположению части их не подпускали.
Нас предупреждали, чтобы ни в коем случае не брали у местных жевательные резинки, потому что был случай, когда бойцы купили у детей жвачки, а они оказались отравленными — ребята погибли.
— Какие функции выполняла ваша «группа узлов»?
— Мы поддерживали правительственную ВЧ-связь и связь всей 40-й армии с ее частями — это все обеспечивали мы, далее через нас шла армейская связь. То есть мы были центральным узлом, от которого распределялась вся сеть связи армии.
В рейды мы не ходили, караваны не охраняли, нашей единственной задачей было обеспечение бесперебойной связи. Случай однажды такой был, у нас тогда уже была одна машина космической связи на базе «Урала». И тут связь через спутник неожиданно пропала, по регламенту она могла прерываться не более чем на две минуты, за минуту и сорок секунд солдаты и офицеры связь восстановили.
Одной из немногих наших профессиональных вольностей была возможность позвонить домой родным, если, правда, неподалеку от дома была воинская часть. Ребята договаривались, узнавали позывные и звонили домой, но это было наказуемо, и сильно звонками никто не увлекался.
С частями армии ДРА мы практически не взаимодействовали, кроме одного бытового выезда, когда мы пофотографировались на осле.
Моей задачей было подавать непрерывное питание по кабелям к машинам связи, в автономном режиме они могли работать недолго.
— Как организовывалось охранение?
— Батальон стоял между сопками, вокруг нас были расставлены четыре караульных поста с караульными помещениями (палатки) и один замаскированный «секрет» на сопке, где дежурило по два человека примерно с 22.00 до 4.00 утра. Охранение было символическим, если бы душманы захотели, то они разнесли бы нас без особого труда, тем более наш батальон стоял с краю, примыкая к расположению стройбата, спецназовцев и еще какого-то подразделения у дворца Амина.
Когда штаб армии стал располагаться во дворце Амина, то и наш батальон спецсвязи перевели туда же. Это было уже перед самым моим дембелем, во дворце постоянно находилось трое наших дежурных связистов, возможность позвонить домой тогда отпала вовсе.
— Как сочетались виды связи?
— Кроме тех, которые я уже назвал, были: кабельная связь, «рэлейка», ГТ, «ракушки»; была и одна машина с системой «дельфин» — в кунг нас не запускали, все обслуживание системы, вплоть до уборки полов в помещении, осуществлялось офицерами. Была рота кабельщиков, занимавшаяся прокладкой линий связи, а неподалеку на сопке стояла их дополнительная «ракушка» на случай непредвиденной аварии. Кроме того, по паре машин нашего батальона с офицерами обслуги стояло по «точкам» опять-таки без прикрытия пехоты.
— Радиопомехи противник не ставил?
— Когда я служил, в 1980–1981 годах, такого еще не было. Душманы тогда были еще довольно плохо подготовлены и оснащены. Нашу внутреннюю кабельную связь также никто не нарушал, да и протяженность ее была очень небольшой — что-то около километра до сопки, кабель был просто проложен по земле внутри части.
— Как возрастала нагрузка на ваше подразделение во время проведения армейских операций?
— Когда где-то что-то начиналось, возрастала нагрузка, уплотнялся график дежурства — бойцы были на местах и днем и ночью. Так, например, случалось, когда уходил в рейд стоявший рядом с нами спецназ.
— Какое самое яркое впечатление вы вынесли для себя с той воины?
— Мы, кроме основных задач, обслуживали еще резиденции и посольства, протягивая к ним линии связи. Было обидно, когда мы возвращались на 66-м от какой-то резиденции и возле школы в одном из баков у нас закончился бензин. Мы остановились, сразу выставили боевое охранение. И тут в школе закончились занятия, на улицу вывалила толпа школьников, дети кидали в нас камни, а за их спинами стояли бородачи, а мы не могли ни чем-то ответить, ни стронуться с места. Этот неприятный момент я запомнил надолго.
И еще одно я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Однажды у нас погибло сразу шестеро парней, из них четверо дембелей. Мы тогда сами строились и часто ездили в одно ущелье за камнями для фундамента. Привыкли ездить без каких-либо проблем, наступила беспечность, и однажды машина попала в засаду: шестеро погибли, один тяжелораненый, двое легкораненых, а лейтенант и еще один солдат — чистые. Ребята загрузили камнем 131-й и возвращались обратно, неожиданно душманы огнем с двух сторон расстреляли выезжавшую из ущелья машину. Мотострелки подоспели на выручку и успели отбить оставшихся в живых. Это было 12 сентября 1981-го, как раз перед приказом.
