Василий Абрамов - На ратных дорогах
Днем пурга еще больше разыгралась. Ветер сбивал людей с ног, его порывы приподнимали автомашины, грозя сбросить их под откос. Только на вторые сутки перевалил через гору хвост нашей колонны.
А когда переход закончился, погода вдруг резко изменилась. Ветер стих, начало пригревать солнышко. В станице Шапшугинская, где расположился штаб 46-й армии, так развезло, что автомашины пришлось тащить с помощью трактора. Вообще, такой грязи и распутицы мне за всю жизнь не приходилось видеть…
* * *Утром 11 февраля наша артиллерия навалилась на окопы врага. Сергацков, Буинцев и я вышли из блиндажа послушать «концерт».
— Удивительное дело, — заметил генерал, — один и тот же звук, а воспринимаешь его по-разному. Услышишь такую работу немецкой артиллерии, испытываешь неприятное чувство, а сейчас и радостно, и легко!
Через сорок минут батальоны пошли в наступление. И тут же донеслась захлебывающаяся дробь вражеских пулеметов, разрывы мин и снарядов. Стрельба артиллерии по площадям опять не дала нужного эффекта, огневая система немцев не была подавлена.
Еще и еще раз по просьбе стрелковых подразделений «боги войны» обрабатывали позиции противника. Пехота вгрызалась в его оборону и несла потери. С большим трудом к концу дня некоторые части овладели первой траншеей, но, встретив упорное сопротивление, развить успех не смогли.
Второй день тоже не принес должных результатов. Продвижение затормозилось…
С новым командиром корпуса мы быстро сработались. Мне нравился генерал-майор Сергацков своим спокойствием, рассудительностью. Уверенность его покоилась на большом опыте — ведь еще до войны он командовал корпусом, накопил нужные знания и навыки. В обращении с людьми был ровен и прост, но в то же время настойчив и требователен.
Вечером, когда обычно стихал бой и мы сходились для подведения итогов, он спрашивал:
— Что завтра будем делать?
Я называл соединение, в котором собирался побывать.
— Хорошо, — соглашался он и советовал, на что мне обратить особое внимание. Потом говорил, куда сам отправится. Если была необходимость, он просто направлял меня по своему усмотрению.
После неудачного наступления 11–12 февраля генерал как-то заметил:
— Плохо мы знаем оборону врага, его огневую систему. Снаряды зря тратим, а подавить ее не в силах. Разведка действует слабо.
Я должен был с ним согласиться и обещал заняться этим как следует.
В подчинение правофланговой бригады входил батальон морской пехоты. Меня давно тянуло познакомиться с моряками. На следующий день после разговора я отправился к ним.
Батальон располагался на обращенном к противнику склоне невысокой горы. Противник занимал скат противоположной, поросшей лесом гряды.
Когда мы с командиром бригады подходили, командир батальона, полный, широкоплечий, прохаживался около своего блиндажа, изредка прикладывая левую руку к раздутой флюсом щеке. Познакомились. Я спросил:
— Скажите, во время последнего наступления где противник оказал батальону наибольшее сопротивление?
Комбат показал рукой:
— Вот там.
— Вы больны. Может быть, поручите кому проводить нас на передний край?
— Нет, нет. Я сам пойду. Мы к фашистам такой большой счет имеем, что должны забывать свои мелкие недуги. — И он зашагал впереди.
Когда мы смотрели в сторону противника с высоты, то местами сквозь деревья видели окопы. А спустились ниже — и лес закрыл все. Взяв с собой отделение автоматчиков, мы осторожно выдвинулись на заросшую лесом «ничейную полосу». И тут я заметил широкую просеку, поднимавшуюся наискосок в сторону противника.
Потом увидел и другую точно такую же просеку, только идущую под иным углом и пересекавшую первую. Мелькнула догадка. Желая проверить ее, приказал двум бойцам ползком продвинуться еще вперед, найти укрытие и дать оттуда несколько выстрелов.
Когда они все это проделали, вдоль просеки засвистели пули противника.
День кончился. Наступил вечер. Ночь обещала быть темной, когда можно хорошо видеть вспышки выстрелов. В голове созрел план раскрытия огневой системы врага, и я поделился им с командирами бригады и батальона. Они поддержали меня.
Мы решили выдвинуть к просекам подразделение, которое должно по нашему сигналу имитировать наступление, строчить из автоматов, кричать «ура!» Специально назначенным артиллерийским и минометным подразделениям предстояло сделать по окопам врага кратковременный огневой налет. Мы рассчитывали, что спросонок противник откроет стрельбу из всего своего оружия.
Пригласили всех офицеров батальона, расставили их на определенные места и поручили каждому указать на схеме замеченные по вспышкам пулеметы, минометы, артиллерийские батареи.
Ровно в полночь заговорили наши пушки и минометы. Враг сразу же встрепенулся. В воздух взлетели осветительные ракеты. Стала бить его артиллерия. А как только тишину ночи нарушило громкое «ура», ожил весь скат занятой противником высоты. Стрельба велась из окопов, расположенных в несколько ярусов, от подошвы до вершины.
Утром мы обработали данные наблюдения и составили схему огня противника. Теперь, если придется здесь наступать, артиллеристы получат точные координаты окопов и огневых точек для подавления.
Генерал-майор Сергацков долго и внимательно рассматривал схему.
— Собственно говоря, ничего нового нет и в то же время есть. Это многоярусные окопы… Ну и, конечно, просеки для косоприцельного огня. Теперь для обобщения и выводов надо проверить и другие участки. Ты начал, ты и доводи до конца.
На следующий день я отправился в 7-ю бригаду полковника Огородникова. Система обороны противника здесь оказалась такой же. Но обнаружилось еще одно интересное обстоятельство. Разведчики по долине реки Псиф углубились на несколько километров на территорию, занятую немцами, и обнаружили, что здесь у них сплошного фронта нет. Очевидно, гитлеровцы не опасались за этот участок, рассчитывая, что разлив реки затруднит наши действия.
Открытие было весьма важным, и мы долго не отпускали разведчиков, еще и еще раз расспрашивали их. В конце концов попросили вторично пройти по маршруту и проверить, не произошло ли ошибки. Нет! На следующий день разведчики вернулись и подтвердили свой вывод. Сергацков, как только я ему доложил об этом, помчался в штаб армии. Мы думали, что командующий не замедлит воспользоваться обнаруженными «воротами» для пропуска туда частей и удара по противнику стыла. Но он просто огорошил нашего комкора:
— Об этом вы должны были доложить мне до одиннадцатого февраля.
