Всеволод Радченко - Главная профессия — разведка
Вопрос об обстановке в Монголии был на повестке дня комиссии. Были заслушаны выступления Павлова и моё, освещавшие действительное положение дел. Помню, что Громыко поставил передо мной и Павловым единственный вопрос: «Есть ли действительно силы в ЦК Монгольской партии, которые поддержат предложение об оздоровлении обстановки в руководстве, т. е. о замене Цеденбала?». Русаков и, в определенной степени, Громыко занимали скорее радикальную позицию, Чебриков — более осторожную, считая, что пока не следует решать вопрос кардинально. Было решено, что следует держать вопрос под постоянным контролем, активно работать по сбору и анализу информации.
Сделаю маленькое отступление. Незадолго до вышеупомянутого совещания, как будто почувствовав, что тучи сгущаются, Цеденбал неожиданно пригласил меня посетить музей маршала Жукова в Улан-Баторе. В то время это был единственный в мире музей нашего великого полководца, и Цеденбал очень гордился им. Министр общественной безопасности позвонил мне в середине дня и передал приглашение Цеденбала. На мой вопрос: «Когда это будет?» — министр ответил, что если приглашение принято, то надо ехать прямо сейчас. Вместе с министром мы подъехали к музею одновременно с машиной Цеденбала. Я думал, что речь идёт о каком-то мероприятии с участием либо членов ПБ, либо дипломатического корпуса, но оказалось, что я был единственным посетителем-гостем, и роль гида взял на себя сам Цеденбал. В течение полутора часов он дотошно, со всеми подробностями рассказывал о сражении на Халхин-Голе, где советско-монгольскими войсками командовал Г. К. Жуков.
Цеденбал указывал на многочисленные фотографии наших офицеров, называл десятки имён, входил в детали расположения войск и т. д. Скоро мне стало совершенно очевидно, что он хотел продемонстрировать мне свою память и, в целом, «ясность ума и жизнеспособность». Несомненно, Цеденбал, избрав такую тактику, был уверен, что я проинформирую о такой экскурсии Москву.
Однако события развивались своим чередом. Цеденбал вместе с Филатовой выехали в Москву на отдых, где он проходил обследование у врачей 4-го Управления Министерства здравоохранения. Заключение врачей было самым неутешительным.
Вскоре Громыко провёл ещё одно совещание комиссии Политбюро, которая приняла соответствующие рекомендации. Подводя итог, Громыко предложил написать отделу ЦК по соцстранам и, в частности, секретарю ЦК Русакову, записку в Политбюро, излагающую план радикального решения вопроса, иначе говоря, план замены Цеденбала. Русаков тут же, на заседании, попросил, чтобы эту записку подготовило КГБ, и добавил, что он готов подписать будущий документ без дополнительных обсуждений. Крючков согласился с тем, что записка будет за тремя подписями, а именно: вышеупомянутый отдел ЦК, МИД, КГБ. Очередное заседание Политбюро по этому вопросу должно было состояться несколько позднее, а я в этот же день отбыл в Улан-Батор. Решение ЦК было принято, и соответствующие рекомендации были переданы монгольским лидерам по партийным каналам. В решении ЦК подчёркивалось, что следует дружески уговорить Цеденбала отойти от активной политической жизни, сославшись на заключения врачей. В то же время отмечалось, что как мы, так и Монголия заинтересованы в том, чтобы сохранить доброе имя Цеденбала как видного политического деятеля.
Не хочу углубляться в детали многочисленных встреч и переговоров, которые провели ответственные сотрудники ЦК КПСС с монгольскими руководителями, а те, в свою очередь, сделали попытку переговорить с самим Цеденбалом. По просьбе ПБ МНРП группа советских врачей подготовила квалифицированное заключение о состоянии здоровья Цеденбала. Главным в этом заключении был вывод о наличии тяжёлого заболевания: атеросклероза сосудов мозга и о нетрудоспособности пациента.
По просьбе монголов Евгений Иванович Чазов, в то время начальник 4-го Управления Минздрава Союза, конфиденциально прилетел в Улан-Батор. Мне было поручено организовать пребывание Чазова в Улан-Баторе и, соответственно, конфиденциальную встречу с членами Политбюро МНР. Чазов прибыл в Улан-Батор на спецсамолёте один, без всякого сопровождения. В аэропорту, прямо у трапа самолёта его встречали только заместитель министра общественной безопасности, абсолютно доверенный с нашей стороны человек, Жамсранжав, будущий министр, как вы можете догадаться. Люк самолёта открылся, и Чазов, надо отдать ему должное, очень эффектно сбежал по трапу, заявив, что больше никого не будет, а самолёт будет его ждать на месте. Я был, конечно, в курсе дела, так как весь сценарий пребывания Чазова в Монголии и его встреча с полным составом Политбюро МНР, как я указывал ранее, разрабатывался непосредственно с моим участием.
На ПБ МНРП Чазов наглядно продемонстрировал компьютерные томограммы с изменениями головного мозга Цеденбала и сравнил его с мозгом здорового человека. Это произвело на монгольских товарищей большое впечатление и подтолкнуло их к решительным действиям.
Через несколько дней Батмунх и Моломжанц посетили Цеденбала в больнице в Москве, а затем в особняке на Ленинских горах они посетили семью Цеденбала — Филатову и его сыновей, изложив предложения Политбюро. Их демарш встретил отчаянное сопротивление, и в первую очередь — Филатовой. Мало того, она усилила свою деятельность, чтобы как-то затормозить события и любыми способами удержать Цеденбала на его постах.
Наша роль заключалась в том, чтобы давать руководству Москвы полную объективную информацию о состоянии дел в монгольском руководстве, о состоянии дел в стране в целом и о настроениях в различных слоях монгольской общественности.
В соответствии с общим планом, а иногда и конкретными указаниями, я и мои ближайшие товарищи в Улан-Баторе оказывали нужное влияние. Существенным в нашей работе было также сохранение полной конфиденциальности, я бы сказал, секретности, так как в решение вопроса о замене Цеденбала была посвящена и в Москве, и в Улан-Баторе очень узкая группа людей. Положение осложнилось тем, что под давлением своей семьи Цеденбал начал занимать резко отрицательную позицию в вопросе о своём уходе с постов, чего не было в начале переговоров. Он потребовал срочной поездки в Улан-Батор.
Несомненно, приезд Цеденбала и Филатовой в Монголию осложнил бы проведение намеченных мероприятий. Филатова даже из Москвы делала попытки организовать группу «в защиту Цеденбала».
Монгольские товарищи откровенно дали нам понять, что, конечно, приезд Цеденбала в Монголию был бы очень нежелательным и мог бы грозить непредсказуемым поворотом событий. В Москве также ясно понимали это.
