Петр Андреев - Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика
В район наших батарей приезжали, примерялись и снова уезжали «катюши». Все говорило о том, что на нашем участке готовится наступление. Дивизионная разведка пыталась взять «языка». Безуспешно. А немцы взяли двух наших солдат – на тропе в районе наших огневых позиций. На тропе, по которой мы ходим в штаб дивизиона и к своему старшине.
Немцы, чтобы просматривать нашу оборону, часто поднимали своих наблюдателей на аэростате. Мы их быстро засекали с пунктов сопряженного наблюдения. Я наносил точку и давал данные для стрельбы командиру дивизиона майору Антонову. Батарея открывала огонь. При первом же выстреле аэростат убирали, а через некоторое время снова поднимали, но уже в другом месте.
Фотография во фронтовой газете. 1943 г.
Как-то меня вызвал командир дивизиона и попросил помочь ему организовать пристрелку по сетке. В полевой артиллерии было (что есть теперь – не знаю) несколько методов пристрелки целей. Самый простой и распространенный, которым у нас пользовались всю войну, – глазомерная пристрелка. Хорош он был тем, что его можно было применять быстро и в любых условиях. Измерив с помощью бинокля или стереотрубы отклонение разрыва от цели и умножив его на коэффициент удаления и шаг угломера, подавай команду «левее» или «правее» столько-то делений угломера и одновременно увеличивая или уменьшая прицел. Недостаток его заключался в том, что для пристрелки требуется много снарядов. По 3–9 штук. Другие способы пристрелки – полная подготовка данных по координатной сетке и графику – не применялись. Для полной подготовки данных, когда снаряд летит прямо в цель, у нас не было ни метеорологических, ни баллистических данных (температура и влажность воздуха, направление ветра, влажность порохового заряда, отклонение в весе порохового заряда и снаряда, срок хранения заряда и др.). Этих данных нам не давали. А в полках и дивизиях таких служб не было.
Для пристрелки же по сетке и графику полной подготовки данных не требовалось. Надо было иметь только данные для стрельбы на топографической основе. Метод этот чуть посложнее глазомерного, да и пользоваться им можно было не во всякой обстановке, например, не будешь наносить отклонение снаряда на листе бумаги (графике) при дожде, снеге и даже при ветре. Но с помощью этих методов экономились снаряды (4–5 на пристрелку) и, кроме того, время на поражение цели сокращалось, а это имело большое значение, особенно когда надо было поразить движущуюся цель.
Молодые офицеры не знали, а некоторые даже не слышали, а старые порядком забыли эти методы и пользовались только глазомерным. Так вот, майор Антонов решил восстановить забытое. Решили пристрелять хорошо просматриваемый с нашего НП блиндаж, расположенный на самой высокой точке немецкого переднего края. Я подготовил данные для стрельбы, начертил сетку – произвели выстрел. Три корректировочных выстрела, и четвертый снаряд попал в цель. Разрыв поднял в воздух бревна и части блиндажа. Это была первая и последняя пристрелка по науке.
Немецкие самолеты были частыми гостями над нашим расположением. Сначала делала облет «рама». Мы уже знали – сейчас появятся бомбардировщики или штурмовики. «Мессершмитты» и «юнкерсы» летали так низко, что мы не могли удержаться, чтобы не открыть по ним огонь из винтовок. Даже ручной пулемет укрепили на столбе для стрельбы по самолетам. Чтобы отдохнуть от стереотрубы и подышать свежим воздухом, а не табачным дымом, мы иногда, по ходу сообщения, выходили за бугорок и там, если немцы не стреляли, спокойно отдыхали. Во время такого перекура над самой землей с нашего тыла прямо на нас выскочили два «мессершмитта». Прижавшись к земле – убегать в укрытие было некогда, – открыли ружейный огонь. И один самолет резко пошел на снижение. Сержант Саданик с криком «Сбили!» бросился на гребень высоты, за которым скрылся самолет. Вернулся расстроенным – самолеты улетели.
В начале июля на нашем участке фронта появились ночные бомбардировщики По-2. С наступлением ночи с востока приближалось характерное стрекотание. Пройдя над нами, самолеты сбрасывали мелкие бомбы на траншеи немецкой обороны и улетали назад. За ночь делали 2–3 вылета. А в одну из ночей, как только самолеты пролетели над нами, заговорила «катюша». Немецкая оборона осветилась разрывами термитных снарядов. И тут же самолеты сбросили бомбы на освещенную территорию.
Как-то раз девушка (на По-2 летали девушки), недотянув до противника, сбросила бомбы на наш наблюдательный пункт. Одна бомба упала на бровку хода сообщения. Землей засыпало часового, стоявшего у входа на НП. К счастью, солдат Стрельников отделался легким испугом.
Немцы постоянно вели агитационную работу. На переднем крае устанавливались мощные репродукторы, транслировалась музыка, а затем на чистом русском языке сообщалось положение на фронте и в мире, а затем раздавались призывы бросать оружие и переходить к ним, гарантии сохранения и хорошие условия жизни. Батарея дает два залпа в направлении динамиков. Музыка смолкает.
С нашей стороны тоже регулярно велась пропаганда. Мы не слышали, что говорили наши пропагандисты, но очень часто видели, как в сопровождении наших солдат в окопы на передний край проходил с рупором солдат в немецкой форме.
В дивизион пришло пополнение из призыва 1943 года – молодых 17-летних ребят, маленьких, тщедушных, в обмундировании не по росту. Первое время никто их всерьез за солдат не принимал. Им было очень тяжело. Тяжело постоянно находиться в нечеловеческих условиях, когда еще не забыт домашний уют. Тяжело было беспрекословно выполнять приказы командиров, иногда с прямым риском для жизни, и терпеть грубые шутки товарищей. Часто можно было видеть, как мальчишки-солдаты тайком глотали слезы, а то и в открытую плакали.
Не обошлось и без «приключений». Стоя на посту у штаба дивизии, один из таких солдат, связной, пытался из запала ручной гранаты сделать мундштук для курения. Запал взорвался, солдат лишился пальцев и получил ранение лица. Как с ним поступили дальше – нам не сообщили. Могли признать умышленное членовредительство и расстрелять. Человек в то время ничего не стоил.
Бывали случаи и чрезмерной необдуманной храбрости старослужащих солдат.
Огневая позиция 3-й батареи во время стрельбы сама подверглась артобстрелу. Огневики благополучно, вовремя и без потерь успели убежать в укрытия (в щели), а когда обстрел закончился, обнаружили между станин лафета одной гаубицы артиллерийский снаряд 150-мм калибра. Это снаряд весом 30–40 кг. По команде старшего на батарее расчеты ушли в укрытие. Снаряд мог взорваться в любую минуту. Но ушли не все. Солдат Лутцев, здоровенный детина-сибиряк, из тех, что в довоенное время в армии получали двойную порцию питания, спокойно подошел к снаряду, легко взял его на руки, вышел за пределы батареи и сбросил в овраг.
