Алексей Порошин - Проигравшие победители. Русские генералы
Простоту в общении, как и чрезмерную работоспособность, отмечали практически все соратники М. В. Алексеева. «…В обращении с подчиненными он был чрезвычайно прост, доступен и входил в их нужды и интересы, но требователен… он перегружал себя работою…»
А. И. Верховскому М. В. Алексеев запомнился следующим: «Держался он очень просто, не так как большинство из высшего командования армии, внешняя недоступность которых и пренебрежительное отношение к окружающим прикрывали внутреннюю пустоту и убожество мысли». По его мнению, Михаил Васильевич был скромный, незаметный в мирное время труженик, всю жизнь работавший над теорией и практикой военного дела, что было редким исключением среди высшего генералитета.
Один из сослуживцев будущего главнокомандующего описывал Михаила Васильевича в бытность его командиром роты. «Зарекомендовал себя у начальства одним из лучших офицеров. У однополчан был любим за сердечное и простое отношение. Всегда готов придти на помощь. Любим и уважаем был и подчиненными. Роту обучал не только в отведенное время, но и в выходные дни (образовывал солдат, не афишируя)». На воскресные занятия приходили солдаты других рот, которые слушали М. В. Алексеева через открытые окна, что говорит о большом уважении, которым он пользовался у нижних чинов. Это опровергает воспоминания многих недоброжелателей, представляющих М. В. Алексеева в своих воспоминаниях как офицера, не знавшего солдат. Так великий князь Андрей Михайлович пишет: «Да и солдата Алексеев в лицо не видел». На этом же акцентирует внимание и А. А. Брусилов: «…Он (М. В. Алексеев. – А. П.) был генерал, по преимуществу, нестроевого типа, о солдате никакого понятия не имел, ибо почти всю службу сидел в штабах и канцеляриях…» Можно согласиться с мнением А. А. Брусилова, что М. В. Алексеев был генерал «по преимуществу, нестроевого типа», но трудно поверить, что он «…о солдате никакого понятия не имел…». Следует заметить, что сам А. А. Брусилов непосредственно в полку служил на два года меньше М. В. Алексеева, а весь его командный стаж в полковом звене был всего (!) 4 месяца в должности исполняющего обязанности командира эскадрона.
Михаила Васильевича отмечала большая личная скромность. В одном из боев он был ранен в палец, но никому об этом не сказал. В послужной список рана занесена не была. Хотя в соответствии с существующим законодательством ранения квалифицировались по классам и давали определенные льготы не только получившим их на поле боя, но и родным и близким.
Интересно, что, став командиром корпуса, Михаил Васильевич в соответствии со служебным положением имел прекрасный выезд лошадей и лучшие автомобили. Но для личных целей, как, впрочем, и для служебных, этими привилегиями почти не пользовался, предпочитая ездить верхом или ходить пешком.
Воспоминания о простоте во взаимоотношениях, которая была присуща М. В. Алексееву и Н. И. Иванову, резко разнятся с внешним «величием» Я. Г. Жилинского, отмеченным современниками. Это очень бросилось в глаза М. Д. Бонч-Бруевичу, прибывшему на должность генерал-квартирмейстера по желанию Н. В. Рузского, сменившего Я. Г. Жилинского на должности главнокомандующего Северо-Западным фронтом. М. Д. Бонч-Бруевич вспоминал, что «предшественник Рузского на посту главнокомандующего (Я. Г. Жилинский – А. П.) завел в штабе чуть ли не придворные нравы; чопорность и ненужная церемонность будущих моих товарищей по службе удручали меня».
Говоря о трудолюбии, следует отметить, что оно было присуще не всем главнокомандующим в равной степени. А. И. Деникин, как и многие другие, отмечал у М. В. Алексеева необыкновенное трудолюбие, самоотверженность в работе, государственный ум. К крупному недостатку относил выполнение на всех своих постах работу не только за себя, но и за подчиненных. Во время Первой мировой войны он объяснил генералу М. Свечину необходимость вникать самому во все мелочи, о чем тот написал на с. 141 в своих «Записках старого генерала о былом», изданных в 1964 г. в Ницце. Приведем этот отрывок дословно: «…мне приходится вникать и в мелочи. Видите ли, Свечин, знаю, что многие осуждают меня в недоверчивости, что делаю работу помощников, кои также добросовестно относятся к своим обязанностям; все это я знаю, а все же перегружаю себя и иначе не могу… не причисляя себя к талантливым, кои схватывают все на лету, мне для работы и решений нужно самому во все вникать». Добавим, что М. В. Алексеев все свое время отдавал службе, несмотря на тяжелую болезнь почек, сопровождавшую его несколько последних лет жизни, но не изменившую его изнурительный повседневный ритм деятельности. В конечном итоге это и явилось одной из причин его смерти.
Определенный интерес для характеристики личностей главнокомандующих в плане их трудолюбия и работоспособности представляет сравнительный анализ использованных ими отпусков. Система планового отдыха офицерского состава с момента зарождения регулярной армии и до конца XIX в. постоянно совершенствовалась в сторону ее либерализации. Отметим, что к исследуемому периоду для офицера существовали следующие виды отпусков, закрепленные сводом военных постановлений 1869 г.: обыкновенный, сроком до 4 месяцев с сохранением содержания в течение 2 месяцев; продолжительный – до 1 года с отчислением от должности, но с оставлением в списках части (кроме командиров частей, офицеров штабов, управлений и заведений).
Время пребывания в отпусках военачальников (за исключением А. А. Брусилова ввиду отсутствия данных у автора) представлено в табл. 15. Не подвергая сомнению необходимость отдыха, заметим, что различная его ежегодная продолжительность практически за один и тот же период службы подчеркивает в определенной степени отношение исследуемых генералов к служебной деятельности.
Таблица 15
Сравнительная таблица пребывания главнокомандующих в отпусках[23]
Это соотносится и с воспоминаниями соратников и сослуживцев главнокомандующих в плане оценки их работоспособности. Имеется и вполне определенная закономерность, связывающая продолжительность отдыха исследуемых генералов с их социальной принадлежностью. Выходцы из непривилегированных сословий и менее родовитых дворянских семей гораздо меньше отдыхали, вероятно, осознавая необходимость собственным трудом прокладывать себе путь по карьерной лестнице.
Большое значение для военачальника имеет способность подчинить свои честолюбивые замыслы общей идее операции, спланированной и проводимой вышестоящей воинской инстанцией, а по ее итогам справедливо расставить акценты при оценке своих действий и роли подчиненных. Именно здесь высвечивается степень корыстолюбия, честности, правдивости, ответственности военачальника.
Во время Галицийской битвы в августе 1914 г. 3-я армия Н. В. Рузского вопреки прямым указаниям штаба Юго-Западного фронта и в ущерб общему замыслу фронтовой операции, обещавшей быть весьма успешной, стремилась занять Львов. Историк А. Керсновский писал: «21 августа штаб 3-й армии наконец-то получил свой заветный фетиш… Н. В. Рузский и В. М. Драгомиров (начальник штаба 3-й армии – А. П.) стали вменяемы, а 3-я армия – маневренно-способной». Итоги тщеславной деятельности Н. В. Рузского подвел начальник штаба фронта М. В. Алексеев: «…Даже взятие Львова не вознаградит нас за потерю сражения на севере…»
Поддавшись влиянию В. М. Драгомирова и добившись взятия Львова, Н. В. Рузский проявил при этом слабоволие, узкоэгоистичные черты характера и отсутствие стратегического мышления (способность быстро оценивать настоящую обстановку и предвидеть будущую).
В этой связи представляет интерес самооценка Н. В. Рузским «Варшавского подвига»: «А я и не подозревал, что Ставка примет за крупный успех самые обыкновенные действия… Ну что ж, успех, так успех! Пусть так и будет…» Следует добавить один интересный нюанс, связанный с вышеприведенным высказыванием Н. В. Рузского. Б. Г. Щербачев, командир IX корпуса, соединения и части которого первыми вошли во Львов, вспоминал, что в личной беседе с ним один из офицеров штаба 3-й армии рассказал, что Н. В. Рузский очень восторженно воспринял телеграмму командира корпуса (Б. Г. Щербачева) о взятии Львова и поспешил об этом доложить Верховному главнокомандующему как об успехе армии, умолчав о роли корпуса. Представленный командиром корпуса Н. В. Рузскому список для награждения офицеров за взятие Львова остался без внимания командующего. В личной беседе Н. В. Рузский, награжденный именно за Львов двумя «Георгиями», сказал Б. Г. Щербачеву: «За что же награждать? Ведь это не бой, а просто военная прогулка»!!!
В аттестационном листке № 289 на полковника А. Е. Эверта, начальника штаба 10-й пехотной дивизии, написано: «…отличается… безукоризненной нравственностью». Благородство души А. Е. Эверта подметил и протопресвитер Русской армии и флота Г. И. Шавельский. Он вспомнил случай, произошедший во время Русско-японской войны. Тогда А. Н. Куропаткин обидел своего подчиненного А. Е. Эверта. Когда же они во время Первой мировой войны поменялись ролями в плане подчиненности, то главнокомандующий А. Е. Эверт встречал А. Н. Куропаткина с большими почестями, как почетного гостя, а не как просто командира корпуса.
