Александр Извольский - Воспоминания
Почтение Николая II к памяти своего отца проявлялось иногда в весьма странной форме. Например, он, верховный вождь русской армии, никогда не соглашался принять более высокий чин, чем полковник, который был пожалован ему в прошлое царствование. Этот трогательный, но несколько наивный поступок сыновней почтительности не способствовал его престижу в военных кругах, где его всегда называли "полковник", – кличка, которая в конце концов звучала как насмешка с оттенком пренебрежения.
Эта привязанность к традициям предшествовавшего царствования в некоторой степени повинна в той политической ошибке, которая вызвала весьма серьезные последствия для будущего России и участи самого Николая II.
Смерть Александра III, последовавшая скорее, чем того можно было ожидать, воскресила надежды широких либеральных кругов, которые были придавлены в течение его тринадцатилетнего царствования. Представители либерального движения, будучи удалены от двора и от всякой бюрократической деятельности, нашли себе убежище в работе в земстве. В этих кругах полагали, что молодой император окажется способным сделать то, что было сделано другими монархами в других странах, и примет линию поведения, отличную от той, которая практиковалась его предшественниками. Склонность молодого императора к либеральным идеям была возможна, по мнению либеральных русских кругов. Ввиду этого было решено использовать аудиенцию, которая была дана императором представителям земства для принесения поздравлений и пожеланий от этих учреждений через несколько дней после восшествия царя на престол.
Петиция о создании конституционного правительства, составленная в более или менее ясных выражениях, была представлена почти всеми земствами и особенно энергично поддерживалась тверским земством, которое отличалось наиболее ярко выраженным либерализмом, ввиду чего пользовалось дурной репутацией при дворе. В ответ на эту петицию Николай II произнёс те неудачные слова, которые квалифицировали пожелания земств как "несбыточные мечтания", и заявил о своём твердом намерении поддерживать абсолютную монархию, которую он унаследовал от своего отца.
Вот каким образом рисуется д-ром Диллоном эта встреча царя с представителями земств, когда они высказывали ему свои поздравления в Зимнем дворце:
"Самодержец принял их в залитом светом зале, с нахмуренными бровями и плотно сжатыми губами и, повернувшись вполоборота к людям, избранным нацией, топнул своей маленькой ножкой и приказал им отбросить бессмысленные мечтания, которые он никогда не сможет принять".
Я сожалею, что мне приходится отмечать здесь разногласие с моим другом д-ром Диллоном, но в действительности эта сцена носила совершенно иной характер. Я знаю от очевидцев, что далекий от высокомерия в обращении к представителям земства император Николай был смущен и с некоторым колебанием прочел по бумажке, находившейся в его руках, содержание своего знаменитого ответа. Более того, я знаю из совершенно достоверного источника, что ответ, который должен был сделать император, был предметом живейших обсуждений между императором и его советниками. Николай II колебался резко обрывать отношения с делегатами земства и был склонен дать менее резкий ответ, но его советники, возглавляемые Победосцевым, убедили его в том, что память отца обязывает его твёрдо придерживаться традиций предшествующего царствования и что он должен положить предел всяким либеральным претензиям.
Победоносцеву же принадлежит авторство ответа, который император получил от него в последний момент перед выходом в зал для аудиенции. Он читал его машинально, не отдавая себе ясного отчёта в его содержании.
Если принять во внимание, что эта несчастная речь получила широкое распространение, будучи сообщена представителями земства своим избирателям в самых отдаленных уголках России, то можно понять, насколько правильно моё утверждение, что эта первая встреча Николая II с представителями народа положила начало тому отсутствию взаимного понимания, которое никогда не прекращалось во взаимоотношениях государя с народом и имело своим эпилогом через двадцать три года отречение императора в Пскове.
Автор ответа императора представителям земства Победоносцев оставался на своём посту обер-прокурора святейшего Синода и в новое царствование. Этот человек, которого называли русским Торквемадой, был поистине злым гением Николая II, на которого имел громадное влияние.
Я не буду останавливаться на описании этой зловещей фигуры, так как Победоносцев покинул политическую деятельность в тот самый день, когда я вступил в первый русский конституционный кабинет. Описание этой фигуры могло бы занять не только одну главу, но даже целый том. Поэтому я ограничусь указанием, что личность Победоносцева олицетворяла собой все, что было худшего у русской бюрократии, и что он больше, чем сам Николай II, ответствен за ошибки царствования несчастного монарха. Могу прибавить, что всякий раз, когда я входил с ним в общение (а это было очень часто за время моего представительства от России при Ватикане), мы всегда оставались враждебными друг другу, и до сих пор я с большим удовлетворением вспоминаю мою борьбу против его тирании по вопросу о свободе совести в России.
Среди людей, которые не менее известны, но влияние которых на Николая II в начале его царствования было менее роковым, чем влияние Победоносцева, следует отметить князя Мещерского, собственника и издателя ультрареакционной газеты "Гражданин".
Эта загадочная личность, grand seigneur по рождению, журналист – и журналист большого таланта – по призванию, играла значительную роль при дворе и в ближайшем окружении Александра III. Его влияние трудно объяснить, потому что он пользовался скандальной репутацией, подобно Эйленбургу при берлинском дворе.
Князь Мещерский, посвятивший себя журналистике с юных лет, никогда не претендовал на какой-либо пост в бюрократии или при дворе. Тем не менее он оказывал непосредственное влияние на государственные дела в царствование Александра III. В редакции "Гражданина" и в его салоне, где еженедельно происходили собрания, готовились министерские кандидатуры, а также, реакционные мероприятия, которыми было отмечено это царствование. Эти пятницы, на которых я никогда не имел чести бывать, посещались министрами, чиновниками всех рангов, генералами, епископами, журналистами, всеми, кому протекция их хозяина могла открыть возможность получать самые разнообразные должности, включая и дипломатические посты [11].
