Александр Звягинцев - От первого прокурора России до последнего прокурора Союза
И тем не менее Павел Николаевич Переверзев пользовался хорошей репутацией в общественных кругах — сказывалась, конечно, его активная адвокатская деятельность, пребывание на фронте, смелость и решительность. Познакомившийся с ним в этот период С. В. Завадский писал: «Среднего возраста и среднего роста, крепкого сложения, спокойно-уравновешенный, скорый на слова, с неизменною трубкою-носогрейкою, он производил впечатление надежного человека. Подчиненные по прокурорскому надзору относились к нему, в общем, с симпатией».
5 мая 1917 года после острого внутриполитического апрельского кризиса было сформировано новое правительство, которое возглавил Г. Е. Львов. А. Ф. Керенский получил в нем портфель военного и морского министра. Павел Николаевич Переверзев стал министром юстиции и генерал-прокурором. В еженедельнике «Искра» за 1917 год (№ 18) Переверзев был назван «одним из выдающихся присяжных поверенных округа Петроградской судебной палаты». «Когда произошел настоящий переворот, — отмечалось в газете, — П. Н. Переверзев был призван министром юстиции А. Ф. Керенским на ответственный пост прокурора Петроградской судебной палаты. Через его руки за последнее время прошел целый ряд особо важных дел по расследованию преступлений старой власти».
Став министром и генерал-прокурором, Переверзев посчитал своей обязанностью нанести визит Петроградскому Совету присяжных поверенных, из среды которого он вышел. Встреча, дружественная и теплая, состоялась на квартире Н. П. Карабчевского. Здесь новый министр, несколько увлекшись, произнес такую речь, которая в другое время несомненно шокировала бы адвокатов. Он откровенно говорил о том, что правительству часто приходится прибегать к явно незаконным действиям. Это он испытал на себе в бытность прокурора судебной палаты. Так же, по всей вероятности, ему придется поступать и в качестве министра. Переверзев выразил даже сомнение, что после отставки присяжные поверенные примут его обратно в свое сословие. И далее в таком же духе. Однако адвокаты были настолько радостно возбуждены от встречи с высоко взлетевшим коллегой, что пропустили его слова «о беззакониях» мимо ушей.
С. В. Завадский отмечал в своих воспоминаниях, что став министром, П. Н. Переверзев «не обнаружил… ни настойчивости, ни последовательности. Его, как и Керенского, как и все Временное правительство, как, может быть, и большинство членов исполнительного комитета Советов рабочих депутатов, несло, куда хотело, крайнее левое течение, становившееся сильнее и сильнее, но пока оставшееся по-прежнему подводным, хотя кое-где уже и поднимавшееся на поверхность». А известный революционер Н. Н. Суханов называл Переверзева «одной из подозрительнейших фигур в коалиционном правительстве». Некоторые современники, примыкавшие к большевистскому крылу социал-демократической партии, вообще полагали, что Переверзев слишком круто изменил свою политическую ориентацию. Защитник большевиков на судебных процессах, устраиваемых царским правительством, превратился в их ярых гонителей, особенно после июльских событий.
Став прокурором палаты, а затем и генерал-прокурором, П. Н. Переверзев тем не менее занимался и вопросами, которые больше подходили для амплуа общественного деятеля, нежели руководителя высокого государственного органа. Например, в Петроградской прокуратуре он держал на должности товарища прокурора специального человека, занимавшегося «подысканием» квартир для каких-то политических организаций. С подобными же просьбами к нему часто обрщались и в министерстве юстиции. На замечания своих заместителей, что подыскивать квартиры не дело властей, Переверзев обычно отвечал, что «нельзя и опасно со всеми ссориться».
Вообще он часто брался (иногда и с подачи А. Ф. Керенского) не за свои дела. Так, однажды Керенский поручил ему, тогда еще прокурору палаты, заняться вопросами организации контрразведки. Павел Николаевич Переверзев не только согласился на это нелепое предложение, но и так втянулся в дело, что когда стал генерал-прокурором, то оставил этот вопрос за собой и даже получил под него (без какого-либо постановления правительства) крупную сумму денег. Он ежедневно (в ущерб другим делам) подолгу выслушивал доклады заведующего контрразведкой эсера Миронова. Многим сотрудникам это, конечно, не нравилось, но они помалкивали, тогда как товарищ министра А. С. Зарудный, человек горячий и резкий, был настолько возмущен, что порывался даже уйти из-за этого в отставку.
П. Н. Переверзев всегда стремился подчеркнуть свое высокое положение министра и генерал-прокурора, причем, выходило это не всегда уместно. А. А. Демьянов вспоминал, как в первый раз явившись на заседание комиссии по пересмотру Судебных уставов (в нее входили многие корифеи юриспруденции, в частности, А. Ф. Кони), Переверзев высокомерно заявил, что они, то есть все собравшиеся, нужны ему для очень важной работы (а эта работа шла уже полным ходом).
По свидетельству Н. Н. Суханова, летом 1917 года «в стране продолжались эксцессы, беспорядки, анархия, захваты, насилия, самочинство, «республики», неповиновение и расформирование полков…» В таких условиях сделать что-либо кардинальное П. Н. Переверзев не мог; авторитет его стал заметно падать. В правительстве чувствовалась растерянность.
В Петрограде активную деятельность развили большевики, анархисты, представители некоторых других партий. В начале июля 1917 года натиск «низов» на правительство достиг своего апогея. Коалиционное правительство по существу уже не владело обстановкой. 3 июля в Петрограде начались беспорядки, которые продолжались и на следующий день. Активную роль здесь играли большевики и их орган газета «Правда». Вечером 4 июля П. Н. Переверзев дал приказ о немедленном освобождении здания типографии. Посланный туда воинский отряд арестовал всех работников типографии, изъял рукописи и документы. Все это было доставлено Переверзеву, который находился в штабе Петроградского военного округа.
В июльские дни основные события разворачивались у Таврического дворца, куда подошло несколько десятков тысяч рабочих и солдат, требовавших передачи всей власти Советам. На сторону выступавших перешел и гарнизон Петропавловской крепости. Спустя несколько дней после этих событий, П. Н. Переверзев, обвиненный в бездействии, в письме в редакцию «Нового Времени» отмечал: «Не арестовал же я 4 июля до опубликования документов главарей восстания только потому, что они в этот момент фактически уже арестовали часть Временного правительства в Таврическом дворце, а князя Львова, меня и заместителя Керенского могли арестовать без всякого риска, если бы их решимость хотя бы в десятой доле равнялась их преступной энергии».
