Игорь Суриков - Пифагор
Выскажем неортодоксальную мысль: уж не потому ли музыке был оказан в античном образовании такой почет, что ею столь активно занимались в самой первой древнегреческой школе — школе Пифагора, которая стала прообразом всех возникавших впоследствии школ? Кстати, может быть, и с астрономией дело обстоит аналогичным образом? Эту науку пифагорейцы тоже весьма ценили. И, между прочим, тесно связывали между собой астрономию и музыку (ниже еще пойдет речь о знаменитой теории «гармонии сфер»).
Еще одна вещь обращает на себя внимание в вышеприведенном свидетельстве Ямвлиха. Пифагор был с учениками и тогда, когда они вечером отходили ко сну, и тогда, когда они утром просыпались. Получается, школа была устроена, так сказать, по принципу интерната, то есть те, кто в ней учился, в ней же постоянно и жили. Вот и еще одно сходство с христианским общежительным монастырем.
Разумеется, на таком положении находились только ближайшие из учеников Пифагора — те, кто поставил себе задачу полностью постичь всё, что преподает учитель, этот неутомимый харизматик, ложившийся позже своих подопечных и встававший раньше их. Пифагорейцы не самого ближнего круга, желавшие приобщиться только к некоторым истинам учения, вряд ли постоянно обитали в училище.
«Он считал, что врожденные способности нуждаются в развитии в процессе уроков и знаний, а для свойственной всем от природы невоздержанности и для корыстолюбия есть и средства их распознавания, и различные способы сдерживания и подавления, действующие на них подобно огню и железу, и эти пороки можно смирить полезными мерами; дурной же человек не в силах ни сдержать их, ни остановить. Кроме того, он проповедовал среди учеников воздержание от мяса одушевленных существ, а также от некоторых видов пищи, мешающих бодрости и ясности ума, словесное воздержание и полное молчание, применяемое в течение многих лет как средство для сдерживания языка, и напряженное и неустанное внимание при изучении и усвоении сложнейших основоположений и ради этого отказ от вина, пост и короткий сон, пренебрежение и неприятие славы, богатства и тому подобного…» (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 16. 68—69).
Сходство с монастырем вырисовывается всё более рельефно! Словесное воздержание — типично монастырское правило, да и прямой обет молчания берут на себя некоторые монахи-схимники. Далее пост и короткий сон… А тут уж и вовсе аналогия полная.
Многие пищевые ограничения, принятые в пифагореизме, связаны с присущей этому учению идеей о переселении душ, о которой речь еще впереди. А пока отметим еще слова, с которых начинается последняя цитата: «Врожденные способности нуждаются в развитии в процессе уроков и знаний». Это, собственно, базовый принцип любого образования. И для нас подобное суждение звучит банальностью. Но тогда-то, в VI веке до н. э., оно, напротив, было настоящим откровением! Рождалась идея правильной школы, зиждущаяся на том постулате, что человека можно чему-то научить. Фактически Пифагора и ранних пифагорейцев можно назвать основоположниками этого духовного процесса. В следующем столетии «эстафету» в этом отношении переняли у них софисты[121], сознательно позиционировавшие себя именно как учителей. Кстати, некоторые из софистов (например, Горгий, один из крупнейших и самых влиятельных представителей этого движения) были связаны определенными преемственными связями с пифагореизмом (через Эмпедокла).
А вот и наиболее подробный рассказ об обычаях, принятых в пифагорейском братстве относительно учеников: «Когда к нему (Пифагору. — И. С.) приходили новички и изъявляли желание учиться у него, он давал согласие не сразу, но лишь после того, как производил проверку и оценку их характера и способностей. Сначала он расспрашивал кого-нибудь о том, как они ведут себя с родителями и остальными домашними, затем наблюдал их несвоевременный смех или молчание, разговорчивость свыше меры, некоторые другие порывы, знакомых, с которыми они общались, и особенно тех, с кем проводят время постоянно, и кто из встречных вызывает у них радость или огорчение. Кроме того, он наблюдал их внешний вид, и походку, и всякое движение тела, и делал вывод на основании отличительных признаков природы человека, обнаруживая по внешним проявлениям скрытый в душе нрав. Того, кто выдерживал это испытание, он отпускал на три года, чтобы, понаблюдав еще, проверить, достаточно ли у человека твердости и истинной любви к учению и относится ли он к славе так, что ему безразличны почести. После этого тем, кто приходил вновь, он предписывал пятилетнее молчание, испытывая их способность воздерживаться, так как молчание — наиболее трудный вид воздержания, каковое испытание назначают и те, кто учредил для нас мистерии. К этому времени то, что было у каждого (я имею в виду имущество), переходило в общую собственность и передавалось назначенным для того, чтобы распоряжаться этой собственностью, ученикам, которых называли "политики", причем некоторые из них были еще и экономами и законодателями. Те же, кто после испытания их образа жизни и других нравственных достоинств признавались достойными участвовать в изучении основоположений, теперь, после пятилетнего молчания, становились эсотериками и в одеждах из тонкой ткани слушали и созерцали Пифагора; до этого они, не надевая такой одежды и не видя Пифагора воочию, просто слушали его речи, пока их нравы на долгое время становились предметом испытания. Если же их изгоняли, имущества они получали вдвое больше, чем внесли, и им насыпали могильный холм, их товарищи… встречаясь с ними впоследствии, вели себя так, как будто перед ними кто-то другой, и говорили, что умерли те, которых они выдумали сами себе в надежде, что они станут прекрасными, добрыми благодаря учению» (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 17.71-73).
Итак, получается, что в пифагорейском сообществе были разные, так сказать, «ступени посвящения». Ямвлих, в общем-то, правильно отмечает в связи с этим аналогию с мистериальными культами. Ведь, действительно, во многом похожие градации наблюдаются в разного рода мистических братствах, существовавших и существующих в самые различные эпохи. Можно вспомнить и о «градусах» в масонских ложах, и о категориях монашествующих в христианских монастырях (от послушников до схимников)…
Как тут рассказывается, одни ученики еще только проходили проверку, другие считались уже принятыми в союз, но тем не менее пока не имели права лицезреть самого Пифагора, а только слушали его. Насколько можно понять, такие люди во время занятий располагались за занавесью. И только пройдя все искусы, пифагореец допускался к созерцанию учителя. Да, Пифагор явно окружал всю свою жизнь ореолом некой таинственности. Это, конечно, связано с той репутацией «сверхчеловека», которую он себе создавал.
