Джером Джером - Моя жизнь и время
— Держитесь!
В следующий миг мы во весь опор помчались вверх по склону. Делать нечего, пришлось позволить второй лошади следовать за этим бесом. Сама по себе она была смирного нрава, но ирландец всегда ее заражал своим бунтарством. Двое пассажиров вылетели из коляски, но успели уцепиться за борта и кое-как забрались обратно. По правде говоря, без них мне было бы легче. Когда мы перевалили через вершину откоса, они принялись восторженно вопить, подбадривая лошадей. Мы пронеслись через засеянное поле пшеницы на скорости двадцать миль в час. Заметив открытые ворота, я стал править туда. Мы пересекли неширокую дорогу и проломились через живую изгородь на той стороне. И конечно, в этой изгороди преобладали колючие разновидности кустарника. Двоих идиотов у меня за спиной, как я понял, не поцарапало. Они во все горло распевали «Анни Лори». Все так же галопом мы проскакали через поле для гольфа в Юэлме, состоящее, как мне показалось, из одних песчаных ям. У Икнилд-Корнера я кое-как изловчился вернуть лошадей на дорогу, которая в этом месте идет в гору и на протяжении полутора миль поднимается на четыреста футов. У Суинкомба Пат согласился на мое предложение остановиться и полюбоваться видом. Домой возвращались через Нетглбед, легкой рысью. Особого урона мы не понесли, не считая потери шляп и временной недееспособности моего левого глаза. Мои оксфордские друзья столпились вокруг Пата, осыпая его похвалами. Младший из приятелей, чья матушка нещадно его баловала, предложил не сходя с места купить лошадь за любую цену, какую я назову. Он загорелся идеей завести собственную пару.
Бедняга Пат! С появлением автомобилей пришлось его пристрелить. Прежде он никогда и никому не позволял себя обгонять, и вот в один печальный день на дороге возле Хенли закончилась его последняя скачка. Всего несколько дней не дотянул до двадцати лет, хотя вы ни за что бы ему столько не дали. Он прожил хорошую жизнь.
Править парой — значит напрашиваться на неприятности, рано или поздно. Я десять лет ездил на двуколке парой — и зимой, и летом, по пересеченной местности. Видимо, постоянные чудесные спасения внушили мне уверенность, что со мной ничего не может случиться. И вот однажды утром, заворачивая спокойно за угол на скорости восемь миль в час, я налетел на кучу камней — их с утра привезли для ремонта дороги. Двуколка опрокинулась, и бедняжка Норма Лоример сломала ногу. Они с Дугласом Слейденом у нас гостили. Слейден в тот день остался дома, писать рецензию, о которой ему напомнили телеграммой, — что доказывает, как мудро ставить долг выше развлечений. К счастью, мы не успели далеко уехать. Какие-то рабочие пришли к нам на помощь. Я на велосипеде доехал до Уоллингфорда и вызвал телеграммой костоправа, а когда собрался вернуться домой, обнаружил, что сломал лодыжку и даже не заметил сгоряча. Помню, мы мальчишками забирались в парк при дворце Александры: влезали на дерево и спрыгивали по ту сторону ограды. Однажды я сорвался и напоролся на острия прутьев решетки. Поначалу я ничего не почувствовал, кроме сильного желания удрать от полисмена, возникшего словно из-под земли. Уже дома мама заметила, что у меня рука располосована. Природа, хоть и беспощадна, предоставляет нам обезболивающее. Хладнокровная жестокость — изобретение человека. Мисс Лоример пробыла у нас месяц. Она совершенно меня простила. Говорила об этом происшествии так, словно я дал ей удобный предлог устроить себе приятные каникулы. И все же я радовался своему перелому. Было бы как-то гадко отделаться простыми извинениями. Мы с ней играли в крокет на костылях.
Убийство никогда меня не привлекало. Я этим не горжусь. Как заметил Гилберт, с моральной точки зрения нет разницы между судьей, приговорившим человека к смерти, и добросовестным исполнителем, который этого человека повесил. Если мне нравится есть фазанов (а я это люблю), должно нравиться и стрелять их. Будь мы все обязаны сами забивать животных, которых употребляем в пищу, пожалуй, вегетарианство было бы значительно популярнее, чем сейчас. И все же найдется немало таких, кому доставляет удовольствие зарезать свинью. Только они и едят бекон с полным правом. Был у меня знакомый фермер в Оксфордшире — простая душа. Он владел правом охоты на небольшом поле, а в центре поля росла буковая рощица в три акра. На много миль вокруг жили богачи, тратившие сказочные суммы на разведение фазанов.
— Нет, сам я фазанов не развожу, — сказал он мне как-то в день большой охоты, облокотившись на ограду своего участка. — Мне хватает того, что Бог пошлет.
Я не считал, но на глазок за время нашего разговора не меньше сотни птиц укрылись в рощице от охотников.
— Они умнее, чем люди думают, — рассудительно прибавил фермер. — Знают, что найдут здесь вдоволь зерна и никто не тронет их, бедняжек… До самого Рождества.
Охота с собаками была бы отличным видом спорта, если бы не судьба лисы. Пока отважное маленькое создание спасается бегством, еще есть надежда, что в азарте оно не чувствует страха и боли, но когда лисицу вытаскивают из норы — это просто хладнокровная жестокость. Лисе тоже нужно дать шанс. Почему люди, называющие себя спортсменами, поддерживают подобную традицию, для мега загадка. Неправильно это.
Довод о том, что собакам необходимо поощрение, — чистая софистика. Вы еще скажите, что мой терьер не станет гоняться за кроликами во вторник из-за того, что какому-то кролику посчастливилось удрать от него в понедельник. Если бы так! Сколько полукрон я бы сэкономил в свое время.
Верховой езде я учился у лейб-гвардейцев в Найтсбриджских казармах. То была суровая школа, зато основательная. Обучение считалось законченным не раньше, чем ученик будет способен ездить без седла любым аллюром, не натягивая поводьев. Особо норовистых лошадей вахмистр приберегал для своих любимчиков.
— Сегодня, сэр, у меня для вас прямо конфетка, — сообщал он шепотом, и все его честное лицо сияло доброжелательной улыбкой. — Игрива, как котенок! Посмотрите только — смеется!
Вы смотрели. Лошадь стояла, вытянув вперед шею и оскалив зубы. Вы искренне надеялись, что вахмистр не заметил, как вы спрятали в карман шпоры, пока он трепал лошадь по холке.
Раньше рядом с большинством сельских дорог шла ухоженная травяная полоса. Короткие путешествия приятнее всего было совершать верхом. А для того чтобы носиться галопом, существовали общинные луга. Там, где сейчас хантеркомбское поле для гольфа, отличная прямая трасса вела от вершины холма Наффилд-Хилл до Хит-Боттома. Нынче все пустоши захвачены любителями гольфа, а тропинки вдоль дорог заросли сорняками и колючим кустарником. Найдешь случайно на чердаке старое седло, опутанное паутиной, и замечтаешься по-стариковски о былых временах.
