Всеволод Радченко - Разведка — это пожизненно
По просьбе монголов Евгений Иванович Чазов, в то время начальник 4-го управления Минздрава Союза, конфиденциально прилетел в Улан-Батор. Мне было поручено организовать пребывание Чазова в Улан-Баторе и, соответственно, конфиденциальную встречу с членами Политбюро МНР. Чазов прибыл в Улан-Батор на спецсамолёте один, без всякого сопровождения.
На ПБ МНРП Чазов наглядно продемонстрировал компьютерные томограммы с изменениями головного мозга Цеденбала и сравнил его с мозгом здорового человека. Это произвело на монгольских товарищей большое впечатление и подтолкнуло их к решительным действиям.
На 23 августа был назначен внеочередной Пленум ЦК МНРП. Ещё до объявления даты пленума произошёл небольшой казус. Сергей Павлович Павлов, опираясь на своё знание «кухни» в наших верхах, не верил, что решение Москвы и соответственно Улан-Батора претворится в жизнь. И вот, прямо накануне решения о созыве пленума, он получил разрешение от заместителя министра иностранных дел в Москве, который не был в курсе планируемых событий, на недельный отпуск с поездкой в Москву.
В монгольском руководстве в это время появились такие настроения: не следует ли, освободив Цеденбала от поста генерального секретаря партии, оставить его на должности председателя Президиума Верховного Хурала. Влияние Цеденбала было настолько велико, что это сказывалось на позиции монгольских руководителей и выражалось в их постоянных колебаниях.
Нам стало известно, что высказывания в этом духе сделал и сам возможный приемник Цеденбала — Батмунх. Естественно, я информировал своё руководство. За день до пленума поздно вечером, а по-монгольски ночью, раздался звонок по «ВЧ» Крючкова прямо мне на квартиру. Крючков ещё раз выслушал мою информацию о колебаниях Батмунха и попросил, чтобы прямо на следующее утро посол посетил Батмунха и твёрдо разъяснил ему, что такое раздвоение в решении вопроса о замене Цеденбала вызовет в дальнейшем ненужное напряжение, а возможно, и осложнение обстановки.
Выслушав Крючкова, я вынужден был сказать, что посла нет в Монголии, что он находится в Москве. «Как в Москве?» — воскликнул Крючков. Последовала пауза, и он чётко сказал: «Возьмите всё в этом вопросе на себя».
На следующее утро я был принят Батмунхом, и мы обсудили с ним возможные «нежелательные политические последствия любых половинчатых решений» в вопросе замены Цеденбала на его постах. Батмунх с полным пониманием отнёсся к моим аргументам. И на мой вопрос, следует ли мне посетить по этому же вопросу Моломжанца, он заверил меня, что в этом нет необходимости.
Павлов прибыл в Улан-Батор первым же рейсом самолёта на следующий день. Кто и как нашёл его в Москве?
Не знаю. Помню с его слов, что его прямо отвезли к самолёту. Он долго вспоминал потом, что его нашли на даче под Москвой, дали 10 минут на сборы и отвезли в аэропорт. Он говорил, что пока не взлетел самолёт в сторону Монголии, он был уверен, что везут его на Лубянку или в Лефортово.
Уход Цеденбала вместе с соправительницей Филатовой с политической сцены позволил провести исключительно важные кадровые изменения. На руководящие посты пришли грамотные и порядочные деятели. Эти изменения послужили как бы основой того, что события гонца 80-х и начала 90-х годов в Монголии, связанные с демократизацией и изменением социально-экономического состояния страны, прошли спокойно.
Отношения с новым руководством страны, и в частности с генеральным секретарём партии и председателем Верховного Хурала МНР Батмунхом, у меня сложились очень хорошие. Я, по заведенной традиции, примерно раз в полтора месяца встречался с Батмунхом и на базе тезисов, по моей просьбе специально подготовленных в нашем информационном управлении, докладывал ему новинки и некоторый анализ международной обстановки. Батмунх же делился со мной информацией о положении в стране и о планируемых решениях руководства Монголии. Особенно доброжелательными были отношения с новым министром общественной безопасности Жамсранжавом.
Он часто приглашал меня в свои поездки по стране и в пограничные отряды на монголо-китайскую границу. Пограничных отрядов было одиннадцать на всём протяжении нескольких тысяч километров границы, и в каждом таком отряде был наш советник, опытный пограничник в звании не ниже майора (в большинстве это были подполковники). С министром я побывал и на знаменитой реке Халхин-Гол и в ряде мест в пустыне Гоби, на крайнем западе Монголии в предгорьях Алтая.
В это время здоровье Цеденбала, находящегося в Москве, продолжало ухудшаться. 20 апреля 1991 года на семьдесят пятом году жизни Цеденбал скончался. Он был похоронен в Улан-Баторе с военными почестями.
В вопросе смены руководства МНР, особенно в первый период после ухода Цеденбала, и укреплении отношений с новым руководством страны большую положительную роль сыграл советский посол в МНР Сергей Павлович Павлов.
Монголию посещали наши многочисленные делегации, в первую очередь — по линии экономического сотрудничества. Уже во времена Горбачёва с визитом в Монголию прибыл министр иностранных дел Шеварднадзе. Он пожелал встретиться со мной, сославшись на рекомендации отдела ЦК КПСС. Министр проявил интерес ко многим вопросам, в том числе к кадровому в высшем руководстве страны. Затем затронул вопрос 39-й армии. Я из разговора и поставленных вопросов понял, что Шеварднадзе склонен к целесообразности вывода наших войск из МНР. Но я не был в то время в этом уверен, так как не слышал со стороны монголов, как от руководства, так и от министерства общественной безопасности, пожеланий о выводе нашей армии. Всё-таки Китай «нависал» над Монголией по огромному периметру южной границы. Как известно, армия была вскоре выведена. Армия бросила всё, толком не передав ничего Монголии ни на каких условиях — посёлки, дома и остатки имущества, коммуникации.
И уже очень скоро, после моего отъезда из страны, в период «перестройки» и развала Советского Союза, Россия практически оставила в Монголии значительно больше ценностей.
Я полюбил Монголию, её открытых и радушных людей и её незабываемые флору и фауну. Красота природных ландшафтов Монголии неповторима. Вспомните картины Рериха с пейзажами Монголии, с фантастическими голубыми горами. Эти горы, тонущие в дымке, на монгольском солнце действительно кажутся голубыми. Реки и озёра хрустально чисты и прозрачны. Промышленного загрязнения нет, плюс низкая плотность населения. Немалые просторы монгольской территории остаются не тронутыми цивилизацией.
Я любитель охоты, но с такой охотой, как в Монголии, другим местам, где я побывал, сравниться трудно и по разнообразию, и по количеству зверя и птицы. Я свято соблюдал правила и сезоны охоты. В первый год своего пребывания в Монголии я выезжал на охоту и на косулю, и на джейрана, и на горного козла, но последние два года охотился только на волка и птицу. Здесь большое разнообразие утки, есть несколько видов гуся, масса степной птицы, в том числе обладающей многими целебными качествами, как утверждают, гобийской куропатки. Монголы рассказывают, да и наши врачи подтверждают, что мясо гобийской куропатки, живущей прямо в пустыне Гоби, имеет исключительные свойства для заживления ран и при срастании костей при переломах.
