Владимир Гнеушев - Тайна Марухского ледника
И тут Савичев начал выкладывать полковнику одну за другой все беды, постигшие батальон в результате столь долгой обороны, беды, ни одна из которых пе была новостью ни для самого Савичева, ни для полковника Тронина, слушавшего, впрочем, очень внимательно – обычные беды фронтовой полосы, можно даже сказать,– будни ее.
– Кроме того,– заканчивая доклад, сказал Савичев,– необходимо добиться в Сухуми, чтоб они прислали дополнительно лопаты для расчистки снега и котлы для варки нищи. Те, что есть, уже пришли в негодность.
Во время доклада и особенно при последних словах Савичев заметил, что Тронин едва сдерживает улыбку и это слегка обидело его. “Может, считает просьбы несерьезными?” Но Тронин оторвался от стола, подошел и, улыбаясь уже откровенно, сказал:
– Подготовьте батальон к выступлению с перевала в Сухуми, в расположение 107-й бригады. Когда выступите, получите дополнительные распоряжения. Сейчас же подготовьте списки отличившихся к награждению.
Сказав это, Тронин повернулся, чтобы уйти, но остановился снова, сверкнул глазами:
– Насчет котлов сами договоритесь на месте... И вот наступил день прощания батальона с Марухским перевалом. В полном составе построился оп возле штаба группы войск, куда вскоре вышла большая группа офицеров во главе с полковником Трониным, секретарь ПК партии Грузии тов. Шерозия и другие ответственные работники. Савичев, еще раз оглядев батальон, подал команду “Смирно!” и, оступаясь на влажном снегу, подошел к Тронину для доклада. Тронии поздоровался с батальоном и кивнул головой начальнику штаба подполковнику Малм-шеву, который держал в руках наготове приказ. И бойцы батальона, слушая этот приказ, вновь переживали месяцы трудной обороны, суровые дни и ночи, прожитые среди безмолвных снегов.
“Личный состав батальона, – говорилось в приказе, – с честью выполнил поставленную перед ним боевую задачу, и потому заслужил благодарность и признательность народа...”
После зачтения приказа несколько теплых слов сказали на прощание полковник Тронин и Шерозия, а с ответным словом выступил командир батальона майор Савичев. Он, как и положено строевому офицеру, произнес всего несколько сухих фраз, в которых поблагодарил командование группы войск за хорошую оценку действий его батальона, но, как сам он впоследствии говорил, за те несколько минут, что он выступал, пронеслось в голове и в душе многое. Расставание с перевалом было так неожиданно, что он внутренне просто не сумел еще отрешиться от повседневных забот здесь, в горах, и потому, произнося ответные слова, прощаясь с горами, где прошла часть жизни его и товарищей, он машинально вспоминал заботы прошедшие н те, что ставил себе задачей на будущей еще сегодня утром, до разговора с Тронпным. Он вспомнил трудное восхождение к перевалу три месяца назад, и как не хватало тогда продуктов и боеприпасов, и как холодно было жить здесь, среди голых скал, пока не построили землянки и не поставили там печки. И вспоминал он, как прилетали потом самолеты, кружась над его позициями, и, увидев условный знак батальона, сбрасывали мешки с сухарями, консервами, обмундированием и на каждом мешке была надпись: “Для Савичева”.
И, глядя на представителя партии, худощавого, одетого в штатское, Шерозия, он вспоминал, как много сил и энергии положил этот человек для общей победы на этом скромном и в то же время очень ответственном участке фронта. Как едва ли не главным делом его стало строительство посадочной площадки, куда стали садиться самолеты, привозя сюда все необходимое для войны и увозя отсюда раненых воинов. И многое еще вспоминал Савичев, пока произносил положенные при расставании слова и глядел в глаза тем, с кем бок о бок провоевал три месяца, навсегда ставшие самыми длинными месяцами его жизни...
Сразу после прощания батальон выступил в обратный поход, вниз по горным тропам, и к вечеру достиг первого поселения, где и заночевал. Утром подразделения погрузились на машины и по узкой, опасной дороге отправились в Сухуми. Сам Савичев явился в штаб армии и был принят начальником штаба. Через несколько минут его принял командующий армией генерал-лейтенант Леселидзе и попросил подробно доложить о положении на перевале. Затем он отдал приказ переобмундировать весь личный состав батальона и после бани и санобработки предоставить ему трое суток отдыха. Офицеры надели новые яловые сапоги, солдаты поскрипывали новыми ботинками. Все получили содержание за три месяца и наслаждались заслуженным отдыхом под теплым сухумским солнцем.
После отдыха батальон погрузили на пароход и морем доставили в Сочи. Оттуда ехали по железной дороге и прибыли прямо в тылы основной части 107-й бригады. Ночью выгрузились, день отдыхали, а на вторую ночь заняли свои позиции в боевых порядках бригады. Война продолжалась. Но теперь, после гор, она но казалась бесконечной. И кроме того, шла весна сорок третьего года – переломного года войны.
За Шарипа Васикова – огонь!
В печати, сообщавшей отрывочные данные о защитниках Кавказских перевалов, промелькнуло всего несколько строк: “Минометчик Шарип Васиков был окружен врагами. На предложение сдаться в плен он гневно ответил: “Коммунисты в плен не сдаются!” Он погиб, подорвавшись вместе с окружившими его гитлеровцами последней миной, не опозорив чести воина”.
Естественно, нас очень заинтересовал этот мужественный солдат. Кто он? В какой части сражался? Мы стремились узнать и какие-либо подробности о Шарипе Васикове. В переписке с участниками боев, а также при личных встречах мы спрашивали о Шарипе, но никто, к сожалению, не мог подтвердить этот эпизод. В боевых документах, которыми мы располагали, также ничего не упоминалось о нем.
И вот, просматривая “Кавказские записки” Виталия Закруткина, мы снова встретились с именем Шарипа Васикова. О нем и его боевых товарищах рассказал писателю боец Нургильдыев. Виталий Закруткин, участник обороны Кавказа, вспомнил этот случай и подтвердил его достоверность.
Разветвление двух ходовых трои севернее горы Кизил-Ауш-Дуппур, что в 60 километрах от Марухского перевала, обороняла группа кавалеристов в составе десяти человек под командованием лейтенанта Петра Аврамова. В этом отряде было четверо русских – Апрамов, Березкин, Сорокотяга и Малышев, один белорус – Шелешко, два армянина – братья Минас и Погос Маркасяны, одни грузин – Алексей Габилая и два туркмена – Нургильдыев и Манидреев.
Маленький, дружный отряд двенадцать суток охранял развилку двух важных горных троп. Раз в неделю, в понедельник, старый аварец Асаф Омаров на ишаках привозил им продукты. Но на тринадцатый день Асаф не появился в условленный час. Четыре дня спустя они узнали, что местность, где жил Омаров, занята немцами и, значит, они остались в окружении. Отряд предпринимал попытки связаться со своими частями, но безрезультатно.
