Елена Погребижская - Исповедь четырех
Умка: Обрубают.
Я: Да.
Умка: Он же не знал, что его застрелят.
Я: Да, но я-то вот лично живу в каких-то иллюзиях, что если я буду верить в то, что я буду жить ну, не вечно, а долго и забрасывать постоянно какие-то дела в будущее, как удочку, и рассчитывать их закончить потом когда-то, то я вот и буду долго жить.
Умка: Да, мне тоже так кажется, это очень близкая мне тема. Кстати, Игги Поп говорит в конце книжки, что люди умирают, когда всем становится на них наплевать — или когда устают.
Я: Но мы-то не устали.
Умка: Нет, я пока вообще еще полна сил.
ЗАНАВЕС
Умка. Цитатник на разные случаи
Каждый, кто вылез хоть как-то, даже я, доказательство того, что Золушка существует.
Я не хочу, чтобы в меня кто попало что попало вкладывал.
Когда молодой и глупый человек пишет песни, то это не интересно, а когда старый и глупый, то некоторым кажется, что они умные.
Я не люблю, когда меня уважают, я люблю, когда меня любят. Нет, уважают пусть, но не особенно выказывают.
Я никогда по-человечески не курила, всегда стреляла, самый вкус сигареты мне противен. Я думала, я такой андеграундный персонаж, пусть у меня рядом с кроватью стоит пепельница с бычками — но опять не пошло.
Свобода пришла ко мне в джинсах с вышивкой, с длинными волосами, в хайратнике, с сумкой из мешковины.
К сожалению, 95 процентов людей дураки, я раньше думала, что 70, а на самом деле нет. Но это ничего, кое-кого можно переубедить.
Умка: Вот мой почерк. Там ничего не понятно. Я, правда, показываю вверх ногами…
Из зала: В тебе умер врач.
Умка: Во мне? Умер? Нет. Во мне никто еще не умер.
О том, как Умка преподавала в лицее:
А я ж не могла курить ту траву, которую студенты курят, особенно тогда: время было голодное, бедное. Это сейчас у каждого школьника эта трава на окне растет, а тогда не было.
Компьютерному поколению вообще почерк не нужен. Зачем им почерк?
Из зала: Вы любите природу?
Умка: Да. И она меня тоже, в общем.
Существует вот это дно, воспетое русской литературой, оно есть до сих пор и там есть очень интересные люди, к которым стоит прислушаться, а если не замечать, как они пахнут, то и вообще отлично.
Самое скучное — это смерть. И еще, наверное, ходить на работу. Но я практически не пробовала.
Я не могу сказать, что я старею. Я просто старше становлюсь. Нельзя же про ребенка, которому было два года, а потом стало пять, сказать, что он постарел. Так же про ребенка, которому было тридцать, а теперь — сорок…
Играние музыки способствует вечной жизни.
Вопрос: Если (попсовики) утратят дистанцию, (поклонники) перестанут покупать постеры, календари с их изображениями и вообще исчезнет культ.
Умка: Ну да. Глупо же дрочить на портрет человека, с которым ты только что здоровался за руку, он смотрел тебе в глаза, говорил «ура»… Поэтому я, кстати, не делаю постеров со своей рожей вообще.
«Мне заграница не нужна, меня бесплатно кормит вся страна» (из песни «Про папу»).
Не знаю, насколько большие деньги и большая слава прибавляют человеку счастья.
Когда один знаменитый филолог, у которого я читала доклад, спросил, где я училась, я ответила: «в Литинституте»; он сказал: «Да, самообразование — великая вещь».
Самое противное в мужчинах — это вот это их «мужское», самое противное в женщинах — это их «женское», самое противное в детях — это их «детское».
Умка, тебя что-нибудь закрепощает? (Вопрос зрителя.)
— Бюстгальтер! (Общий взрыв хохота.) Это штука испортила мне полжизни, пока я догадалась, что можно обходиться без нее!
Деньги можно подарить.
Деньги можно потерять.
Деньги можно прокурить.
Деньги можно прокирять,
Можно их закинуть в речку,
И проездить на такси,
А можно просто бросить в печку,
Как ведется на Руси.
И зачем мужиков заставлять рожать детей? Правда, женщин я тоже не стала бы так мучить.
Я никогда не была такая свинская мать, которой все равно, что там ребенок ест или когда он ложится спать. С этим все было железно.
Вообще рок-н-ролл — это такая вещь, которую в белых перчатках не слушают.
Вопрос: Я не смогу ездить стопом, не люблю невзгоды и лишения.
Умка: Мне кажется, что хуже невзгоды, чем просыпаться в 8 часов по будильнику каждый день, нету.
Привет пошлю я, став старухою.
Мужам ученым и мадам:
Рюмашку хлебушком занюхаю
И дневники свои издали.
И долго буду им любезна я.
Седая старая карга,
Пока висит еще над бездною
Моя последняя нога.
~~~
Послесловие
Перечитываю книгу и понимаю, что главы получились неодинакового размера. И это меня здорово огорошило. Родные и близкие стразу стали предлагать варианты выхода из ситуации, мол, тут урежь, а тут допиши хвостик. Ну и ладно, в конце концов, решаю я, вон Оксану Пушкину это не беспокоит. Некоторые литературолюбы потребовали, чтобы фотографии в тексте были расположены как в любимом журнале «Караван историй». «Это вряд ли», — резко выпаливаю я. Сами героини разъехались на зимние каникулы, и кто-то упорно избегает прочитывать текст про себя, а кто-то, наоборот, делал разные намеки, мол, где моя глава, срочно мне сюда ее пришли в готовом виде. Издатели прямо завтра ждут книгу, и лучше, чтобы их опытным рукам нечего было делать в моем чудесном тексте. То есть вот почему я сижу и первый раз читаю всю свою сказку целиком.
Честно говоря, книга мне показалась такой же волшебной, как только что сшитое бальное платье.
Е. Шварц: «Фея взмахивает палочкой, и раздается бальная музыка, мягкая, таинственная, негромкая и ласковая. Из-под земли вырастает манекен, на который надето платье удивительной красоты.
