Вильгельм Прюллер - Солдат на войне. Фронтовые хроники обер-лейтенанта вермахта. 1939 – 1945
Просто посмотрите на большую часть своих солдат, во главе которых стоит наш дорогой, любимый фюрер. Как они все еще пытаются остановить потоп; как в развалинах столицы рейха, окруженной врагами со всех сторон, они ведут ни с чем не сравнимую последнюю битву! Старики становятся героями, дети становятся титанами, женщины и дети берут на себя роль мужчин в этой беспощадной войне. Почему ты, немецкий народ, не можешь внять примеру таких поступков в этой героической битве? Разве во время обороны Бреслау[127] в поведении гражданского населения, гитлерюгенда, членов партии, фольксштурма, СС, вермахта тебе не было продемонстрировано, что даже в безнадежных ситуациях можно оставаться стойкими?
Несомненно, я знаю, что ты могла чувствовать, когда в такой момент свой пост оставляет Геринг; но я знаю и то, что ты наверняка слушаешь передачи вражеского радио, потому что количество наших собственных радиостанций осталось мизерным. Я знаю, что на Западном и итальянском фронтах произошла катастрофа, что мы потеряли более половины нашей территории, что в Мюнхене нашлись преступники, которые решили поиграть в героев, что один из генералов заявил, что освобождает солдат и офицеров от присяги на верность фюреру. Но разве из-за всего этого нам следует сложить оружие и недолго думая предать свое Отечество, будущее, профессию, семьи, наконец, собственные жизни? Да, результатом таких действий станет твой собственный крах, а не только конец прекрасного рейха. Германию раздирают на части два ее врага, и они станут врагами и друг для друга – этого невозможно избежать, – и полем битвы станет наша земля. Пропитавшиеся кровью остатки наших городов и сел, уничтоженная 2000-летняя культура[128] – такой урожай мы соберем, посеяв нынешние семена бесчестья.
Подумай о миллионах погибших на обширных фронтах войны – они лежат с остекленевшими глазами и бескровными губами, будто бы пытающимися, собрав оставшиеся силы, прошептать последнее слово, исполненное внутреннего мира и глубокого идеализма, – имя фюрера или нашей вечной Отчизны. Подумай об их близких, что совершали величайшие жертвы во имя этого человека и этой страны. Вспомни о наших лежащих в руинах городах, о бесчисленных потерях, обо всем том, что мы совершали без сожаления в течение почти шести лет. Подумай обо всем этом, и ты не сможешь поступить иначе, кроме как отвратить свой слух от льстивых речей наших врагов.
Посмотри: новые дивизии уже наступают, чтобы прийти на помощь столице. На юге Восточный фронт снова стабилизировался, а вскоре откроются новые фронты и ход войны изменится. А до тех пор ты должна оставаться стойкой, даже если дела кажутся безнадежными. Все не может быть, не должно быть напрасным; это не должно закончиться так, как продиктует воля наших недругов.
Будущее в твоих руках, о Народ.
Послесловие
Немецкий солдат Вильгельм Прюллер был нацистом, но он не был одним из жаждущих крови, потерявших человеческий облик нацистских монстров. Потому хроники его деяний представляют собой, пожалуй, еще большую пищу для сенсаций. Они являются более чем трагическим материалом для чтения, повествующим о том, как рядовой солдат родом из Вены в сентябре 1939 г. пересек границу между Германией и Польшей и превратился в маленький винтик огромной машины вермахта.
Прюллер был любящим мужем, хорошим семьянином. Он верно, беззаветно и храбро служил своему Отечеству. Он был всецело уверен в том, что моральная правда на его стороне; он считал окончательную победу Германии заслуженной и безоговорочной и избежал смерти, хотя и не боялся ее. Он обладал истинно солдатским мировоззрением, обладал всеми качествами, сделавшими его полезной и эффективной деталью немецкой военной машины.
Одним словом, Вильгельм Прюллер страдал тем воспалением мозга, которое должно быть присуще каждому солдату, если он не трус и не дезертир. Тот факт, что он стал одним из австрийцев, сражавшихся под знаком свастики, является второстепенным. Если бы он родился в Бирмингеме, Бруклине или Новосибирске, он все равно стал бы хорошим солдатом, с тем лишь исключением, что тогда бы он надел на себя британский, американский или русский военный мундир. Если бы ему было суждено родиться в Англии, он, может быть, не стал бы вести дневник. То, что «писатель и мыслитель» Прюллер вел записи, в любом случае имело бы другие мотивы, отличные от мотивов, например, Билла Приллера, сержанта королевских бронетанковых войск. И тогда бы его насмешки и шокирующие ссылки касались чудовищ из вермахта или СС; он ни в коем случае не блистал бы политическими тирадами против бандита-капиталиста Черчилля, не живописал бы зловонных русских деревень.[129]
В каком-то смысле «дневник германского солдата» является противоположностью того мира, что описан в «Дневнике Анны Франк». И как Анна Франк была никому не известным (хотя и типичным) представителем преследуемой еврейской общины в Амстердаме, так и Вильгельм Прюллер был неизвестным (но типичным) представителем той машины, что вынуждала Анну Франк скрываться, а позже привела в газовую камеру.[130] Пожалуй, было бы неверно с исторической точки зрения судить о Второй мировой войне только с высокого уровня. Разумеется, никто не принижает роли мемуаров Монтгомери, Черчилля, Манштейна, Дёница и т. д. Но очевидно и то, что исторические перспективы лучше видятся через обратную сторону телескопа – чутким взглядом еврейской девочки-подростка или не настолько чуткими, но бдительными глазами рядового вермахта.
В октябре 1959 г., когда Вильгельм Прюллер, бывший обер-лейтенант немецкой армии, передал для публикации полную рукопись своих военных дневников, он уже не был больше солдатом. Речь не шла уже о вражеских территориях, которые следовало захватить или удержать. У него уже не было великой цели, за которую, если не повезет, ему предстояло погибнуть, или даже успокаивающего оправдания, что он сражался за правое дело и за конечную неминуемую победу. В 1959 г. Прюллер содержал небольшой магазин в унылом пригороде Вены, торгуя поделками из полотна и резины, сувенирами и католическими «святынями». Это был худой почти до истощения человек; его некогда привлекательное, четко очерченное тевтонское лицо теперь было одутловатым явно от зло употребления алкоголем, глаза набрякли и налились кровью. Но в нем, как это невероятно, продолжала жить душа солдата, пусть и в слегка гротескной манере. Он был так же прямодушен в своих убеждениях. На безымянном пальце правой руки он носил тяжелое кольцо с большим плоским камнем черного цвета, на котором золотом был ровно выгравирован рунический знак СС. И когда он пригубил свой коньяк, было ясно видно, что он до сих пор верил во все это, безнадежно, но преданно; верил, что все, что он делал, было почетным и «правильным». Личная трагедия Прюллера, как ответный счет против Аушвица (Освенцима), Берген-Бельзена, Дахау, Бухенвальда и других, вряд ли могла вызвать чьи-то симпатии. Но если судить о нем не как об отдельной личности, а как о типичном (даже для Австрии) представителе нацистской машины, где он действовал с такой безукоризненной четкостью, то дневник Прюллера более полно (потому что более просто) раскрывает всю страшную эффективность немецкой пропагандистской машины, действовавшей на свой собственный народ, и, кроме того, то, как умело она действовала в немецкой армии, чтобы внушить, казалось бы, умному человеку тот фанатизм, что сделал из него отличного солдата, каким он, несомненно, являлся. Помимо всего прочего, дневник Прюллера служит зловещим уроком того, как воспитать первоклассного бойца.
