Миллиардер из Кремниевой долины. История соучредителя Microsoft - Аллен Пол

Правила X Prize были строги. Нужно достичь высоты 100 километров (около 62 миль) над поверхностью – «края космоса» – дважды в течение двух недель и не позднее 31 декабря 2004 года. Между полетами нельзя менять более 10 % аппарата, и он должен вернуться из второго полета невредимым. И, наконец, не должно быть никакой государственной помощи.

Конкурс привлек двадцать семь групп из семи стран, хотя Берт никого из них не воспринимал всерьез. Канадский da Vinci Project, который предусматривал подъем реактивного самолета на гигантском гелиевом аэростате, выглядел особенно нелепым. Нас немного встревожили слухи о серьезных успехах в Восточной Европе, но главными нашими соперниками были время и непредсказуемость полета на скорости 3 маха.

Как правило, испытателям присуще редкое сочетание ума, целеустремленности и эмоциональной устойчивости. Познакомившись с летчиками, отобранными для управления SpaceShipOne, я поразился их бесстрашию в сочетании с вниманием к деталям. Все трое были наследниками традиций Линдберга, выдающимися людьми.

Брайан Бинни – долговязый военный летчик-испытатель, окончивший Браун и Принстон. Участник больше тридцати боевых вылетов во время «Бури в пустыне», он оставил службу, когда его решили перевести на конторскую работу. Этот задумчивый и очень организованный человек скрывал под спокойной внешностью бешеную энергию.

Питер Сиболд, молодой авиаинженер, разрабатывал электронику для самолетов и тренажеров, с которыми обращался как король пинбола. Он помнил каждую строчку исходных кодов программ и пользовался громадным авторитетом на предполетных и послеполетных разборах. Круглолицый и курчавый, он и в кабине пилота действовал безупречно. Во время его полета траектория оставалась идеальной.

Майк Мелвилл, державшийся особняком, бросил когда-то школу, а теперь стал лысеющим дедом в бейсболке и очках с проволочной оправой. В свои 63 Майк на три года превышал максимальный возраст для пилота коммерческих линий. Но он был годен по всем статьям – байдарочник мирового уровня, накручивавший на велосипеде по сто миль в неделю. Поступив на службу в 1978 году, он два раза был шафером на свадьбе у Берта. Он верил в самолеты Берта без колебаний и готов был на все, чтобы не подвести друга.

Майк мучился с тренажером. Но что касается интуиции и таинственного чутья в критической ситуации, ему не было равных. Берт говорил о нем: «Лучший пилот ручного управления, какого я знаю». В проекте, где риск невозможно было просчитать, мастерство Майка было нашим ключом к успеху.

Хорошо продуманная программа испытаний разворачивается осторожно и постепенно. Берт умел двигаться вперед крохотными шажками. Сначала SpaceShipOne будет летать прикрепленным к брюху «Белого рыцаря» в транспортных полетах. Если все пойдет хорошо, корабль перейдет к самостоятельному планированию, а потом – к серии из шести полетов на ракетном двигателе. С каждым полетом будут увеличиваться перегрузки, или воздушная скорость, или высота, или все вместе.

17 декабря 2003 года, в день 100-летия первого полета братьев Райт, SpaceShipOne отправился в свой первый полет на реактивном двигателе – и в первый финансируемый частным капиталом полет с преодолением звукового барьера. Посовещавшись с Бертом, Дуг Шейн, руководитель полетов, выбрал пилота, уже летавшего на сверхзвуковых скоростях, Брайана Бинни. Бинни, который участвовал в разработке ракет, был больше знаком с ракетными двигателями. Это был естественный выбор.

В тот день я прилетел в Мохаве очень рано, чтобы принять участие в назначенном на пять утра предстартовом совещании в ангаре Берта. Когда SpaceShipOne выкатили на монтажной тележке и прикрепили к брюху «Белого рыцаря», я пошел вместе с Бертом и Дугом в диспетчерскую; все надели наушники и сели перед мониторами (я восхитился, увидев, как используются современные персональные компьютеры). Все изучали экраны, пока Дуг проводил проверку:

– Аэродинамика.

– Норма.

– Двигатель.

– Норма.

– Системы.

– Норма.

Этот полет был в новинку для Берта: впервые его самолет должен лететь со скоростью больше 0,7 маха. Работа ракетного двигателя, по сути – управляемый взрыв. Если утечка приведет к разрушению конструкции, то вряд ли мы увидим нашего пилота. Другой кошмарный вариант – если двигатель вообще не запустится; такое случалось несколько раз во время самых первых проверок на земле: клуб дыма и больше ничего. Восемьсот фунтов твердого топлива набиты в двигатель, и большую часть его нужно выжечь, иначе пилот не сможет посадить SpaceShipOne со смещенным центром тяжести. Если топлива останется слишком много, снижение будет происходить так быстро, что, возможно, придется уходить на посадку на длинную полосу военной авиабазы, да и то – неизвестно, выдержат ли маленькие шасси вес корабля. Пока «Белый рыцарь» поднимался в небо, неся космический корабль, я повторял одно: «Неужели сработает?»

Примерно через час после старта, на высоте больше восьми миль, SpaceShipOne отстыковался. Через пару мгновений Брайан запустил двигатель. Позже он говорил, что по кабине словно прокатилось цунами. В отличие от реактивного двигателя самолета ракета выходит на полную мощность мгновенно, это как удар в спину. В центре управления я глядел на монитор. На мой взгляд, нет зрелища, более возбуждающего, чем старт ракеты: яркое оранжевое свечение, полоса ледяных кристалликов как стрела, пущенная в космос. Я с трепетом и благодарностью ощущал себя частью этого события.

Затем произошло непредвиденное: меня окатила волна ужаса. Я испытал потрясение, когда экипаж «Аполлона-1» погиб в предстартовом пожаре; я с болью наблюдал, как «Челленджер» взорвался через минуту после старта. Прежде я понимал умом, что кто-то может погибнуть в SpaceShipOne, но это была епархия Берта, а не моя (в конце концов, в компьютерах худший исход – сообщение об ошибке). Но теперь я знал того человека, чья жизнь висела на волоске, и ощущение оказалось непереносимым.

Пятнадцать секунд горения подняли Брайана на двенадцать миль при максимальной скорости 1,2 маха – мы уже вошли в историю. Все системы работали нормально, и я вышел наружу, чтобы наблюдать приземление с Дэйвом Муром, исполнительным директором MAV (вместе со своим заместителем, Джеффом Джонсоном, он очень эффективно управлял проектом). Дэвид давал пояснения, пока я наблюдал, как заходит на посадку Брайан. Потом замолк – потому что я побледнел.

Пилоты морской авиации печально известны своими жесткими посадками – результатом тренировок на авианосцах. Их топорный стиль стал предметом постоянных шуток для испытателей; но сейчас было не до смеха. Брайан коснулся полосы так жестко, что одна опора шасси треснула, и самолет скатился с покрытия полосы в тучу красной пыли. Пока мы бежали к месту посадки, сердце выскакивало у меня из груди. Цел ли Брайан? Когда открыли кабину, я с облегчением увидел, что он жив и явно ругает себя на все корки. Я стал осматривать SpaceShipOne – насколько велики повреждения, сколько времени мы потерям? Мы собирались выполнить конкурсные полеты к следующему лету. Любая задержка могла сорвать наши планы.

Берт утешал Брайана, перечисляя плюсы: хороший старт, выход на сверхзвук, торможение и планирование. По поводу самолета Берт сказал:

– А здесь только небольшие повреждения.

И добавил мне:

– Думаю, мы его восстановим.

Мы отбуксировали корабль в ангар, где картина стала ясней. Обшивка отделалась царапинами; бак окислителя остался цел; шасси было в порядке, но оторвалось от самолета. Происшествие отбросило нас на два месяца назад. Еще оставалось время для трех полетов, предусмотренных программой.

При разборе полета выяснилось, что недавно установленный гаситель колебаний дает побочный эффект. Органы управления становились «неподатливыми» от низких температур на большой высоте. Когда Брайан заходил на полосу, он обнаружил, что рукоятка плохо слушается. Опасаясь сваливания, Брайан опустил нос и снизился слишком быстро (в последующих полетах решили обернуть гаситель в электрические одеяла и включить их на треть мощности).