Иван Грозный: Кровавый поэт - Бушков Александр Александрович

Кстати, книгопечатание в России впервые завел опять-таки Грозный, пригласив мастера Ивана Федорова. Которого, замечу в скобках, изгнали из страны, обвинив в «колдовстве», те самые церковные иерархи, которыми иногда принято умиляться. (В этом, правда, нет никакой «русской отсталости» - когда французский король Людовик XI первым завел у себя печатный двор, печатников изгнало из королевства духовенство, усмотревшее в их ремесле колдовство…)

Между прочим, сказочника Флетчера, написавшего о России вообще и об Иване Грозном конкретно немало благоглупостей, одергивала лично королева Елизавета - женщина была умная, хлебнувшая досыта заговоров и мятежей, а потому склонная скорее подписаться под мнением капитана Ченслера…

Как и жизнь, смерть Ивана Грозного оказалась окутанной многочисленными жуткими легендами. Началось все с Джерома Горсея: он вспоминал, как царь незадолго перед смертью, пригласив его осмотреть сокровищницу, взял в руку бирюзу и сказал: «Видишь, как она изменяет цвет, как бледнеет? Это значит, что меня отравили». Потом продемонстрировал скипетр из рога единорога (считалось в те времена, что он обладает целебными свойствами), показал, как скипетр убивает пауков, и заметил грустно: «Поздно. Теперь меня не спасет и единорог». Далее Горсей рассказывает еще более интересные вещи…

Один из самых близких к царю бояр, Богдан Вельский, решился обратиться к колдуньям из Лапландии, которых по его приказу привезли в Москву чуть ли не два десятка. Они и указали день смерти царя - 18 марта 1584 г. К середине этого дня Бельский пришел туда, где содержались бабки-ведуньи, и напомнил, что предупреждал их: если предсказание не подтвердится, всех сожгут. Колдуньи ответили ему, что день, собственно говоря, еще не закончился и до вечера далековато. Ближе к вечеру царь сел играть в шахматы с Бельским - и вдруг упал, опрокинув доску. Он прожил ровно столько, чтобы успеть принять монашескую схиму, и до полуночи все было кончено.

Горсей, конечно, сочинял и фантазировал так же легко, как другие щелкают семечки, - но в том-то и казус, что он может оказаться прав. По крайней мере частично. Неизвестно, случилась ли в реальности история с северными колдуньями или ее выдумали позже, но о том, что Грозный был отравлен, заговорили не вчера, и подозрения остаются серьезные…

Сторонники этой версии напоминают, что еще за полгода года до смерти Грозного папский дипломат А. Поссевин говорил, будто «московскому государю осталось жить недолго» - при том, что резкое ухудшение здоровья царя наступило перед самой смертью, до этого он прихварывал, но не настолько, чтобы окружающие думали о смертельной угрозе для здоровья. И умер он, кстати, не за игрой в шахматы, а за государственными делами.

В 1963 г., после вскрытия гробницы в Архангельском соборе Кремля и исследования скелетов, выяснилось, что в костях Грозного и его сына Ивана - аномально высокое содержание ртути (как и в останках Елены Глинской). Обычно это принято объяснять тем, что в результате разгульного образа жизни Грозный подхватил сифилис, который как раз и лечили ртутными препаратами. Но и на это заявление есть свои контраргументы: во-первых, ничего не известно о «вензаболеваниях» Елены Глинской и царевича Ивана, во-вторых, есть информация, что ртутные препараты против сифилиса, изобретенные знаменитым врачом Парацельсом, стали широко распространяться в Европе лишь после смерти Грозного.

А самое интересное - в свое время убеждение в том, что Иван Грозный погиб насильственной смертью, было прямо-таки повсеместным…

Сразу после смерти Грозного в Москве отчего-то вспыхнул народный бунт, участники которого уверяли, что «царя отравил Бельский» (по другой версии - задушил подушкой). Подобные утверждения не единожды появляются в трудах русских летописцев, как современников Грозного (Иван Тимофеев), так и близких к нему по времени. Иностранцы чуть ли не все поголовно уверенно пишут о насильственной смерти Грозного… Такое единство мнений заставляет задуматься.

Кому выгодно? Во-первых, недорезанным оппозиционным боярам. Во-вторых, польскому королю Баторию, готовившемуся к новой войне с Москвой. В-третьих, папскому легату Поссевину, озабоченному предотвращением русско-польского столкновения. Так что кандидатов в убийцы достаточно.

Хотя, с другой стороны, нельзя исключать, что версия о насильственной смерти Грозного от рук Богдана Бельского и Бориса Годунова родилась уже позже, когда боярская вольница валила ставшего царем Годунова и боролась с Лжедмитрием I, одним из активных сподвижников которого как раз и был Богдан Бельский. Слишком много сплетен, слухов и политических интриг и слишком мало достоверной информации.

Поэтому я не буду уделять много места этому, пусть и интереснейшему, вопросу - исключительно потому, что он не уместится в рамках одной главы. Чем глубже я зарывался в ту эпоху, тем сильнее убеждался: нужна отдельная книга о промежутке меж смертью Ивана Грозного и захватом трона (именно так!) Романовыми. Книга такая будет.

Пока что можно с уверенностью сказать: в описаниях того периода очень уж явственно просматривается серьезная работа, проведенная с целью некоторого искажения истории этого времени. И за этим «проектом», полное впечатление, стояли как раз первые Романовы, лица, крайне заинтересованные в «подправлении» истории.

Давным-давно известно (хотя особенно и не поминается), что никакого такого «всенародного избрания» юного Михаила Романова на царство не было. Собственно, даже «всемосковского» голосования не было. Просто-напросто, когда встал вопрос о кандидатуре нового царя, именно Михаила поддержали «превеликим шумом» казачьи отряды - у казаков висели на поясах крайне убедительные аргументы, они были более организованной силой, чем сторонники других кандидатов (подчас гораздо более знатных, чем худородные Романовы).

По крайней мере в первые годы царствования Михаила положение его было крайне шатким. Настолько, что польский король (к слову, тоже не особенно и древний родом) отказывался даже именовать его «царем», а обращался как к «князю Романову». И дело тут было не в польско-русской враждебности: как-никак в царском титуле поляки никогда не отказывали не только своему лютому ненавистнику Ивану Грозному, но и Борису Годунову. А вот Михаил Романов в их глазах такого именования не заслуживал никак.

Единственный аргумент в пользу «законности» Романовых на престоле - их родство с первой женой Грозного Анастасией. Аргумент весьма хлипкий и мог быть признан убедительным лишь при наличии под рукой казачьих отрядов, вооруженных до зубов…

И потому Романовы отчаянно нуждались в срочной разработке исторических мифов. Каковые очень быстро и принялись сочинять - в первую очередь сказку о «кроткой голубице» Анастасии, якобы все тринадцать лет брака только и смирявшей тиранию венценосного супруга. Пока Анастасия сдерживала людоедские порывы тирана, в стране якобы царили покой и благолепие, но стоило ей, благодетельнице, умереть, как Грозный, оставшись без благотворного влияния жены, и показал свою кровавую натуру…

Это, конечно, шито белыми нитками. В первую очередь потому, что реальный Грозный ничуть не похож на человека, который позволил бы кому бы то ни было, даже любимой жене, мягко и ненавязчиво им руководить. Чересчур был решителен и крут… Вмешательства в государственные дела он бы не допустил и со стороны Анастасии. Церковных иерархов он еще слушал - но это совсем другое дело. Феминистки, конечно, ужаснутся, но в те времена русская женщина, даже боярыня, даже царица, занимала чересчур скромное место в тогдашней жизни, чтобы к ее мнению прислушивались. Это было мужское столетие. А о роли женщины в общественной жизни свидетельствует как раз книга под названием «Домострой» (которую, кстати, написал не кто иной, как один из ближайших советников Грозного поп Сильвестр).

О царице Анастасии нам известно крайне мало, но, учитывая исторические реалии, смело можно предположить, что она была не более чем, говоря на современный манер, домохозяйкой, чьи функции и права не поднимаются выше котлет и штопки носков. «Ангелом», смирявшим гнев Грозного, она, однако, просто обязана была стать под пером романовских историографов - поскольку именно этот ее образ и работал на укрепление династии. Родственники-потомки любимейшей жены царя, единственной из всех его многочисленных супруг влиявшей на государственные дела, - это, согласитесь, нехилый имидж.