Путь. Автобиография западного йога - Уолтерс Джеймс Дональд "Свами Криянанда (Крийананда)"

Я никогда не видел, чтобы Мастер смеялся так сердечно, как в тот вечер. Однако по окончании представления он не проявил никакого желания привести своего гостя в смущение. Такова природа истинной радости; хотя и с хорошим юмором — она всегда доброжелательна. В тот вечер, когда этот человек начал жаловаться, что с ним плохо обошлись, Мастер был расположен благосклонно. Он сказал утешающе: «Я понимаю». И он действительно понимал. Он мог чувствовать негодование этого человека, хотя и знал, что оно основано на заблуждении, и симпатизировать ему на его уровне.

Но это была и симпатия ко всем нам, исполненным заблуждений, вдохновившая его на труд всей жизни: обучение, наставничество и самопожертвование ради нас.

Однажды в Чикаго к Мастеру подошел, пошатываясь, пьяный незнакомец и тепло обнял его:

— Привет тебе, Иисус Христос!

Мастер улыбнулся. Затем, чтобы дать человеку ощутить вкус бесконечно лучшего «напитка», которым сам наслаждался, он глубоко заглянул в его глаза.

— Э-хей, — вскричал парень заплетающимся языком, — а ш'то ты п'ьешь?

— Оно исключительной крепости! — ответил Мастер. Его глаза блестели. Под его взглядом человек протрезвел. Впоследствии Мастер рассказывал нам: «Я оставил его в недоумении: что же произошло?»

Особенно интересно, что этот человек обратился к Мастеру как к Иисусу Христу, хотя оливковая кожа, черные волосы и карие глаза Мастера совершенно не соответствовали общераспространенному образу голубоглазого и белокурого Христа. Более того, Мастер не носил бороды.

Женщина, которую я однажды встретил на собрании нью-йоркского центра Общества Самоосознания, описывала реакцию, сходную с реакцией этого человека. «Я купила картину, — рассказывала она мне, — в пыльном старом магазинчике подержанных вещей. Это был портрет, но мне не было известно, кто на нем изображен; я только знала, что его глаза воодушевляли меня. Я привыкла думать, что это Иисус Христос. Поместив картину на свой камин, я ежедневно молилась перед ней. Через много лет я наткнулась на «Автобиографию Йога». Увидев фотографию Мастера, я поняла, что на картине изображен тот же самый человек!»

Другая женщина, член нашего голливудского прихода, рассказывала мне: «Я глубоко молилась Богу, чтобы он приблизил меня к себе. Однажды у меня было видение человека, которого я прежде никогда не видела. Голос сказал: «Христос грядет!» Вскоре после этого друг впервые привел меня в эту церковь. Мастер проводил службу. В тот момент, когда я увидела его, я сказала своему другу: «Смотри, это то же лицо, которое явилось мне в видении!»

Еще одна посетительница голливудской церкви рассказывала мне: «За много лет до того, как я узнала что-либо о Мастере, мы с мужем мельком увидели его сквозь стекло ресторана. «Посмотри на этого человека! — воскликнула я. — Должно быть, это самое духовное человеческое существо, которое я когда-либо видела!» Через много лет я встретила Мастера и мгновенно узнала его».

Даже в детстве Мастер обладал исключительным магнетизмом. В июле 1950 года Маунт-Вашингтон посетил доктор Нагендра Натх Дас, калькуттский терапевт, друг всей жизни Мастера. Он рассказывал нам: «Еще мальчиком Парамахансаджи притягивал людей. Его отец, высокопоставленный чиновник железнодорожного ведомства, часто давал нам бесплатные проездные билеты. И куда бы мы ни приехали, через несколько минут после его выхода из поезда вокруг нас собиралась стайка мальчишек».

В основе удивительного очарования Мастера лежал тот факт, что, видя своего беспредельного Возлюбленного во всех человеческих существах, он пробуждал в них смутную веру в присущие им самим добродетели. Безличный, как все воистину великие, он никогда не допускал и мысли со стороны других, что между ними есть какие-то сущностные различия.

Бернард, на которого Мастер возложил какое-то трудное предприятие, однажды запротестовал: «Конечно, сэр, вы можете это сделать. Вы — мастер».

— А как, по-твоему, я стал мастером? — потребовал ответа Гуру. — Это произошло в действии! Если желаешь стать сильным, не цепляйся за мысль о слабости.

«Один последователь, — как-то рассказывал нам Мастер, — сидел перед образом своего гуру, пел и бросал на него цветы, выражая преданность. Его концентрация стала чрезвычайно глубокой, и внезапно он узрел, что вся Вселенная содержится внутри него. «О, — вскричал он, — я возлагал цветы на другой образ, но теперь вижу, что я, незатронутый этим телом, являюсь Держателем Вселенной. Я преклоняюсь перед самим собой!» И он начал бросать цветы на свою собственную голову.

Когда Мастер (Шри Юктешвар) рассказал мне эту историю, я был настолько потрясен, что вошел в самадхи [Самадхи (космическое сознание) — состояние безграничного осознания, которое приходит к йогу, разрушившему гипноз эго. Христианские святые иногда описывали это состояние как «мистический брак», поскольку душа при этом сливается с Богом и становится единой с Ним.]. Этот последователь говорил не от имени эго. Он возрадовался смерти эго».

Именно такие отношения Мастер стремился установить с нами: отношения, в которых мы осознавали бы всем своим существом, что и мы также есть То.

Лео Кокс, один из молодых монахов, некоторое время фотографировал Мастера при каждой возможности. В его комнате не хватало стен — они были почти сплошь оклеены этими фотографиями.

— Зачем ты продолжаешь фотографировать эту физическую форму? — однажды настойчиво спросил его Мастер. — Что она, как не плоть и кости? Познавай меня в медитации, если хочешь узнать, кто я есть на самом деле!

А как-то раз, когда мы подавали ему еду, он заметил:

— Вы все так добры ко мне, проявляя столько внимания.

Карл Фрост, один из присутствовавших учеников, воскликнул:

— О нет, Мастер. Это вы столь добры к нам!

— Бог помогает Богу, — ответил Мастер с прелестной улыбкой. — Такова природа Его космической драмы.

Чем ближе мы становились духовно, тем меньше он старался учить нас на словах. «Я предпочитаю учить глазами», — сказал он мне однажды. Он никогда не хотел навязывать нам свои указания, его метод обучения помогал открыть в себе глубокие источники интуитивного прозрения. Чем ближе к нему мы чувствовали себя, тем ближе подходили к познанию нашей истинной Сущности: Бога внутри нас.

ГЛАВА 22

ОТРЕЧЕНИЕ

МОЕ ВНЕЗАПНОЕ ОБРАЩЕНИЕ к совершенно неслыханному образу жизни произвело в моей земной семье эффект гранаты, неожиданно брошенной в дом во время неторопливого воскресного завтрака. Хотя родители твердо верили в необходимость предоставлять нам, детям, свободу следовать собственным убеждениям, но беспокойство о моем счастье сделало их далеко не безразличными к тому, что поразило их как внезапное помешательство. Я не слишком помог делу, попытавшись своим пылким красноречием убедить их, что мой выбор был единственно разумным.

Через несколько недель после прибытия в Маунт-Вашингтон я получил письмо от отца Кернана, помощника священника церкви в Скарсдейле. Не испытываю ли я, сочувственно спрашивал он, каких-либо эмоциональных или духовных трудностей? Может быть, мне нужна какая-то помощь или совет? Я был тронут его участием, но ответил, что если он действительно хочет понять, почему я оставил церковь, то мог бы прочесть «Автобиографию Йога». Через несколько месяцев он заметил моей матери: «Мы недостаточно спрашиваем с таких людей, как Дональд».

Затем приехал какой-то военный офицер (не припоминаю, какое отношение он имел к моей семье), предложил помочь, решил, что помочь не может, и уехал — по всей вероятности, чтобы сообщить, что я по крайней мере не умираю голодной смертью. Спустя какое-то время меня навестили Сью и Бад Клевелл, родственники из Вествуд-Виллидж (пригорода Лос-Анджелеса), умоляя не отрываться от семьи. Брат Боб писал мне из Нью-Йорка, интересуясь, не хочу ли я присоединиться к нему в какой-то программе жилищного строительства. Дик, мой младший брат, писал из Вильямского колледжа: «Неужели ты не смог найти то, чего хотел, в одном из монашеских орденов нашей собственной церкви?»