Борис Григорьев - Бестужев-Рюмин
По сведениям Валишевского, прусский посланник Мардефельд, во исполнение указаний Фридриха II, вручил Бестужеву и Воронцову по 50 тысяч талеров каждому. Деньги канцлер принял охотно, это случилось во время переговоров с Мардефельдом о российских гарантиях Дрезденского мира, но при этом он заявил, что о гарантиях Силезии не может быть и речи. Что касается концентрации русской армии на подступах к Пруссии, то он объяснил её необходимостью обороны русских границ в условиях непрекращающихся войн в Европе.
В августе на сенатской комиссии по вопросам безопасности Лифляндии и Эстлянди и генерал-прокурор Сената князь И.Ю. Трубецкой и генералы П. Шувалов А.И. Румянцев выступили против наращивания войск на северо-западных границах, за сокращение расходов на армию и отвод полков из Остзейской провинции в глубь страны. Однако под давлением А.П. Бестужева-Рюмина и генералов А.Б. Бутурлина, В.А. Репнина и президента Военной коллегии С.Ф. Апраксина Елизавета Петровна согласилась оставить войска в Прибалтике на зимних квартирах и реквизировать в их пользу хлеб помещиков Псковской и Остзейской провинции. Группировка Воронцова в этом вопросе потерпела поражение. Купить мир у «тщеславного министра» Берлину не удалось. Впрочем, «шах Надир» не разбрасывался деньгами и предпочитал вместо подкупов одерживать громкие победы над австрийцами и саксонцами. Победы действовали куда вернее.
Решая неотложные дела, канцлер не забывал и о таких «мелочах», как выработка правил и этикета по приёму иностранных послов, о выдаче им подарков, о праве на беспошлинный ввоз товаров для дипломатов и т.п. (письмо к Черкасову от 12 марта 1744 года) или выплата Швеции очередной суммы субсидий, о чём он напоминает барону Черкасову в письме от 26 сентября 1746 года.
За посланником Пруссии Мардефельдом Бестужев-Рюмин продолжал следить наивнимательнейшим образом. В ноябре 1745 года императрица приказала канцлеру «открывание писем на почте от барона Мардефельда и к нему присылаемых продолжать. И все оныя списывать в запас, ежели цифирный ключ для разобрания оных из Франкфурта… привезён будет». По всей видимости, во Франкфурте у канцлера был свой человечек, имевший доступ к шифрам прусского короля. Кстати, когда императрица в конце 1745 года вознамерилась посетить Ригу, то она приказала в число сопровождавших её чиновников включить не только канцлера Бестужева и сотрудников КИД, но и д.с.с. Гольдбаха — «для известной его работы и всякаго на французском языке случающагося сочинения». Работа дешифровалыцика Гольдбаха не должна была прерываться ни на один день!
Французская дипломатия, стоявшая за агрессивными действиями Пруссии, попыток «приручить» русского канцлера тоже не прекращала. Посланник д'Аллион в конце 1745 года предпринял очередную неудачную попытку подкупить Бестужева-Рюмина, но она не произвела на канцлера должного впечатления. Алексей Петрович, несомненно, любил деньги, они быстро ускользали из его рук, но у него были тем не менее принципы относительно того, от кого и когда следовало принимать подарки.
А пока канцлер с помощью X. Гольдбаха продолжал читать переписку неудачного взяткодателя со своим министром д'Аржансоном и отлично знал, как мало д'Аржансон ценил своего посланника в Петербурге, и какой грязью в своих отчётах в Париж поливал его, Бестужева, д'Аллион, называя «бесчестным человеком, который продаёт своё влияние за золото англичанам и австрийцам, не отнимая от себя, впрочем, возможности заработать и в другом месте». На полях своего доклада государыне Бестужев-Рюмин против этих слов сделал на полях заметку: «Сии и сему подобные Далионом чинимые враки ему неприметным образом путь в Сибирь приуготовляют; но понеже оные со временем усугубятся, того ради слабейте мнится ему ещё на несколько время свободу дать яд его далее испущать».
Канцлер теперь уже никого не боялся. «В то время, когда почти вся Европа и Азия во вредительских войнах находятся, — писал Бестужев в сентябре 1745 года, — здешняя империя благополучно для пользы своих народов глубоким миром и тишиной пользуется».
Обстановка в Европе на самом деле осложнялась, и нужно было постоянно думать о поиске союзников для России. Больше ждать было нельзя, и в конце 1745 года Бестужев-Рюмин, опираясь на результаты конференции в Зимнем дворце от 21 декабря 1745/1 января 1746 года, наметившей решительные военные меры против Пруссии в Прибалтике и на Балтике, начал переговоры с Веной о заключении русско-австрийского оборонительного союза. Он полагал, что основой для него должен был послужить аналогичный договор 1726 года. Переговоры осложнялись отзвуками лопухинского дела, но императрица Мария-Терезия в конце концов была вынуждена пойти русской стороне на уступки и приказала посадить своего бывшего посланника Ботта в тюрьму. В Петербург прибыл её новый посланник, Урзинн фон Розенберг, и привёз от своей государыни примирительное письмо Елизавете. И дело сдвинулось с места. Австрийцы, правда, потребовали, чтобы союзные обязательства России распространялись и на австро-французский конфликт, но против этого резко выступил бдительный Бестужев-Рюмин, разъясняя австрийцам, что такие обязательства для российской стороны были бы слишком обременительными. На его взгляд, достаточно было участия русских солдат в военных действиях против одной Пруссии.
На том и порешили. 22 мая/2 июня 1746 года в доме Бестужева-Рюмина был подписан договор сроком на 25 лет, что по тогдашним временам, при постоянно менявшейся внешнеполитической конъюнктуре, для России было довольно смело. Каждая из сторон обязалась выставить на помощь подвергшемуся нападению союзнику 20 тыс. пехоты и 10 тыс. кавалерии. При возникновении войны Австрии с Италией или России с Турцией союзник ограничивался лишь демонстрацией силы на границе союзного государства. Одной из секретных статей предусматривалась поддержка Австрией прав великого князя Петра Фёдоровича на Шлезвиг-Гольштейн, который присоединила к себе Дания. Австрия пошла на эту жертву, хотя она могла привести к разрыву австро-датского договора от 1732 года.
С. Нелипович пишет о большой победе русских дипломатов во главе с Бестужевым-Рюминым: обязанности России по отношению к Австрии значительно перевешивались гарантиями Вены против беспокойных русских соседей — Швеции, Пруссии и Турции. Русско-австрийский договор, один из первых тайных трактатов в истории России, имея однозначно антипрусскую направленность, стал лишь первым звеном в системе договоров, предварив собой целую цепочку других международных соглашений России.
