Робин Брюс Локкарт - Сидней Рейли: шпион-легенда XX века
Рейли стал часто жаловаться на бессонницу, и к нему вызвали доктора. На допросе он иронично заметил, что если бы контрреволюционный заговор в 1918 году удалось осуществить до конца, то красные едва ли обходились бы с ним так гуманно.
5 ноября 1925 года революционный трибунал вынес ему смертный приговор.
* * *После ареста Рейли для «Треста» начались трудные времена.
Мария Захарченко рвалась в Москву, в надежде на то, что Рейли не убит, а только ранен. В этом случае она спасла бы его любой ценой. «Здесь мучение, темнота и одиночество, полное неведение, – писала она Якушеву. – Я не могу отделаться от мерзкого ощущения, что каким-то образом предала Рейли и ответственна за его гибель. За «окно» отвечала я. Ради всего нашего движения я прошу позволить мне работать в России».
Ей был обещан вызов в Москву.
Жена Рейли, Пепита Бобадилья, лично приехала в Хельсинки и встретилась с Захарченко. Она показала последнее письмо мужа, переданное ей через Бунакова, который, кстати, допускал возможность ареста Рейли. Мария изо всех сил убеждала Пепиту, что «Трест» никоим образом не может быть замешан в случившемся несчастье.
Поверив ей, Пепита поместила в «Тайме» некролог, в котором сообщалось, что Рейли был убит 28 сентября 1925 года войсками ГПУ у села Аллекюль в России.
На квартире же Стауница после ареста Рейли немедленно поднялась тревога. В ней собрались Якушев, Лановой, Зубов, Мукалов и сам Стауниц. Двое последних не знали, что же произошло на самом деле, поэтому остальные старательно разыгрывали перед ними спектакль. Мукалов, абсолютно разбитый морально, нервно куря папиросу за папиросой, жег бумаги, не замечая, что весь пол уже засыпан окурками. Что касается Якушева, то он вообще собрался в Ленинград, но вернулся обратно, поскольку как никто другой был заинтересован в продолжении широкомасштабного использования «Треста». Вместо него в Ленинград отправились Зубов с Мукаловым, которым предписывалось выяснить, что же произошло на финской границе в ночь на 19 сентября. Чтобы успокоить Мукалова, ему показали телеграмму от Марии Захарченко, на которую уже заранее был готов ответ – «Болезнь завершилась смертельным исходом».
Хотя из Финляндии ожидали Захарченко, приехал Радкевич. Он тут же кинулся к Стауницу и потребовал объяснений. Его глаза мерцали нездоровым блеском, а рука находилась в кармане, словно он был готов выхватить оттуда револьвер. Ошарашенный Стауниц, в свою очередь, сделал удивленное лицо и принялся расспрашивать Радкевича о судьбе Рейли, мотивируя это тем, что в Финляндии про это должны знать гораздо лучше.
Радкевичу ничего не оставалось делать, как рассказать, что в назначенный час он и капитан Русенштерм вышли к линии границы и вдруг услышали стрельбу и крики. Тогда они поспешно подползли к реке в надежде, что если в перестрелке кто-нибудь уцелел, то он, возможно, пересечет реку, пусть даже и раненый. Никакого представления о том, что произошло с Рейли и его сопровождавшими, Радкевич не имел: он и Русенштерм вообще полагали, что стычка произошла между пограничниками и контрабандистами. Они напрасно прождали до утра, на другом берегу виднелись лишь новые пограничные посты. С «окном» у Аллекюль пришлось распрощаться. После разразившейся катастрофы Радкевич перешел границу в другом месте.
* * *Многие источники, рассказывающие сейчас о задержании, последующих «признаниях» и возможной казни Рейли, претендуют на правдоподобность, но по сравнению с более ранними версиями в них присутствует масса взаимоисключающих противоречий. Даже правда, известная только в России, пестрит различными искажениями.
Русская пропаганда со свойственной для Советов сноровкой, как и следует ожидать, всячески очерняла Рейли как личность. При этом она ссылалась на Стауница-Опперпута, сыгравшего главную роль во всей операции и впоследствии перебежавшего на другую сторону.
Биография Рейли, изложенная в документах, проходящих по его делу, уникальна тем, что сочетает в себе элементы правды и вымысла. Если Рейли действительно «признался в своих преступлениях» перед ГПУ, как утверждают русские, зачем ему было рассказывать о себе полуправду? В протоколах его допросов содержатся заведомо ложные сведения. Так, Рейли никогда не учился ни в Гейдельберге, ни в Лондоне, никогда не приезжал в Москву из Варшавы, не жил в США под именем Сидней Берне и так далее.
Не исключено, что в истории о решении Рейли «пополнить» фонды за счет русских музеев есть доля истины. Генерал Спирс, немного осведомленный о секретной деятельности агента, утверждает, что Рейли действительно говорил что-то о вывозе из России ценных икон и другого антиквариата. Генерал-полковник Туэйтс, оставивший службу в СИС в 1925 году, также говорил, что Сидней планировал восстановить «наполеоновскую» коллекцию, которую пришлось продать.
Как утверждают документы, Рейли казнили 5 ноября 1925 года. Однако «Известия», вышедшие в сентябре 1927 года, давали другую дату его смерти, утверждая, что казнь состоялась лишь в июне 1927 года вместе с группой бывшей русской интеллигенции. Исключая первоначальную советскую версию о том, что Рейли был убит в сентябре 1925 года при переходе финской границы, все другие русские источники утверждают, что в 1926 году он был еще жив, а один раз даже прошла информация о его полном освобождении из-под стражи в 1927 году. Принимая во внимание все вышесказанное, сообщение о казни в ноябре 1925 года не имеет под собой никакой почвы.
Существуют, конечно, и другие точки зрения. Когда в 1924 году Савинков вернулся в Россию, Рейли выдвинул версию в своем первом письме в «Морнинг пост», что он был убит при переходе границы, а ГПУ разыграло спектакль, посадив на скамью подсудимых собственного агента. Кто может дать гарантии, что чекисты не приняли во внимание эту теорию и не применили ее к самому Рейли?
Непостижимо, как в России могли публиковаться подобные сообщения, если советское правительство ни разу официально не подтверждало и не опровергало слухов о Рейли. Недавно автор книги несколько раз официально обращался к советскому руководству с простой просьбой дать информацию о времени и месте смерти агента. Но, как и на протяжении всех последних сорока лет, ответом послужила гробовая тишина.
Создается впечатление, что с 1925 года мы нисколько не приблизились к разгадке судьбы агента. Предположение, что Рейли мог перейти на сторону коммунистов, отвергается всеми, кто знал этого человека. По их мнению, оно просто абсурдно: Рейли, посвятивший свою жизнь борьбе с коммунизмом и потративший на это большую часть богатства, никогда не пошел бы на такой шаг. Но даже и в этом случае едва ли он жив.
