Нина Щербак - Любовь поэтов Серебряного века
Игорь Васильевич пообещал жене, что больше не увидится со своей первой любовью и, хотя потом дважды приезжал в Берлин, вопреки обыкновению, слово сдержал. Но со Златой он все-таки встретился. Правда, уже после того, как расстался с Фелиссой. И не в Берлине, а в Таллине, через 17 лет – в 1939 году. Этой встречи поэт совсем не хотел, может быть, боялся изменений, возраста, памяти. Но его опасения не сбылись, или, вернее, сбылись слишком явно: и в 52 года Евгения была красива и элегантна. Судьба каким-то странным образом хранила ее. Во времена нацистов Злату арестовали за то, что она укрывала в своей мастерской евреев, но потом выпустили. Умерла Евгения Гуцан-Менеке в 1952 году, в Лиссабоне, легко, на руках обожавших ее дочерей.
Моя жена мудрей всех философий —
Завидная ей участь суждена,
И облегчить мне муки на Голгофе
Придет в тоске одна моя жена!
После смерти Сергея Есенина мать поэта Татьяна Фёдоровна сказала: «Не было той, которая уберегла бы». Действительно, ни одной его возлюбленной не удалось вытащить поэта из пьянства. Шестнадцатилетний брак Игоря Северянина с Фелиссой Круут – видимо, противоположный пример: женщина уберегла человека и поэта.
С Фелиссой, тогда еще гимназисткой, Северянин познакомился в Тойле. Ее одноклассник вспоминал:
«…На вечере в помещении пожарной команды моя соученица по прогимназии Фелисса Круут, дочь тойлаского плотника, выступила с чтением стихотворения эстонского писателя Фридсберта Тугласа „Море“, а затем она исполнила лирические отрывки из произведений Н. В. Гоголя на русском языке. Очарованный талантом юной чтицы, поэт Северянин, присутствовавший на вечере, подошел ее поздравить, а через некоторое время жители Тойлы стали часто встречать свою землячку в соседнем парке Ору в обществе известного стихотворца».
По-видимому, Игорь Васильевич увидел в этой случайной встрече небесное знамение. Мать, Наталья Степановна, единственная женщина, которая скрашивала его холостое житье (после того как подруга Игоря Васильевича Мария Васильевна, еще недавно влюбленная и нежная, готовая на любые жертвы ради их взаимного счастья, не выдержав испытания захолустьем, ушла от него), была совсем плоха, местный доктор сказал: безнадежна. И вот судьба, словно бы сжалившись, послала ему эту строгую девочку, чтобы она заменила тридцатичетырехлетнему поэту горькую утрату! Похоронив мать, Северянин скоропалительно – и сорока дней не минуло со дня похорон, – спасаясь от ужаса одиночества на чужбине, женился.
В очень высокой, слишком прямой и для ее девятнадцати чересчур уж серьезной ученой дочке деревенского плотника не было ни обаяния, ни ликующей свежести Женечки-Златы. В ней вообще не было ничего от того, что пленяло Северянина в женщинах, – игры, кокетства, изящества. Зато имелось, и с лихвой, то, чего недоставало как предыдущим, так и последующим дамам его выбора: основательный, практичный ум, твердость характера, а главное – врожденный дар верности. Такого надежного товарища, терпеливого и выносливого, в его изменчивой и трудной судьбе больше уже не будет.
Известность Северянина как поэта началась в 1909 году, когда некий журналист Иван Наживин привез одну из брошюр («Интуитивные краски») в Ясную Поляну и прочитал стихи Северянина Льву Толстому. Графа и убежденного реалиста резко возмутило одно из «явно иронических» стихотворений этой брошюры – «Хабанера II», начинавшееся:
Вонзите штопор в упругость пробки —
И взоры женщин не будут робки!.. —
после чего, говоря словами самого поэта, всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала его сразу известным на всю страну… «С легкой руки Толстого, хвалившего жалкого Ратгауза в эпоху Фофанова, меня стали бранить все, кому было не лень. Журналы стали печатать охотно мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них – в вечерах, а может быть и в благотворителях, – участие», – вспоминал позднее поэт.
Северянин вошел в моду. В 1911 году Валерий Брюсов, поэтический мэтр, написал ему дружеское письмо, одобрив брошюру «Электрические стихи». Другой мэтр символизма, Фёдор Сологуб, принял активное участие в составлении первого большого сборника Игоря Северянина «Громокипящий кубок» (1913), сопроводив его восторженным предисловием и посвятив Игорю Северянину в 1912 году восьмистишие, начинавшееся строкой «Восходит новая звезда». Затем Фёдор Сологуб пригласил поэта в турне по России: они начали совместные выступления в Минске и завершили их в Кутаиси.
Начавшаяся Первая мировая война, пусть и не сразу, сменила общественные интересы, сместила акценты, и ярко выраженный гедонистический восторг поэзии Северянина оказался явно не к месту. Сначала поэт даже приветствовал войну, собирался вести поклонников «на Берлин», но быстро понял ужас происходящего и опять углубился в личные переживания, заполняя дальше дневник своей души.
27 февраля 1918 года на вечере в Политехническом музее в Москве Игорь Северянин был избран «королем поэтов». Вторым был признан Владимир Маяковский, третьим Василий Каменский (один из первых русских авиаторов). Свидетельства современников крайне противоречивы, избрание «короля» сопровождалось шутливым увенчанием мантией и венком, но известно, что сам Северянин отнесся к этому очень серьезно.
В 1922 году у Северянина родился сын. Поэт назвал его Вакхом, сумев каким-то образом убедить священника, что такое имя в святцах есть. Но ни рождение сына, ни любовь прекрасной женщины не могли заглушить тягостных мыслей о его положении нахлебника в семье тестя. Из писем Августе Барановой: «сижу… часто без хлеба, на одном картофеле – наступают холода, дров нет, нет и кредитов…», «побочными способами зарабатывать не могу, ибо болен теперь окончательно» (1925). Поездки за границу для литературного заработка «…при громадных затратах нервов и энергии не оправдывают себя» (1937).
Литературная среда Эстонии была поэту чужда, хотя ему назначили государственную субсидию, на которую, однако, едва ли можно было свести концы с концами. В начале 1940-х годов Игорь Северянин перестал писать, не видя в этом смысла. По его выражению, он «делает им аборт». Нужда, тяжелые болезни, взаимное раздражение в семье, возможно, послужили причиной тому, что в 1931 году в жизнь Северянина ворвалась новая женщина. Вера Коренди (Коренева, урожденная Запольская) с 15 лет была романтически увлечена поэзией Игоря Северянина и внушила себе, что ее назначение – быть рядом с поэтом, создавать ему условия для творчества. В 1931 году она написала поэту письмо, поразившее его безукоризненной орфографией и стилем. В 1935 году после очередной размолвки с Фелиссой он переехал к Вере в Таллин.
