Эрих Манштейн - Из жизни солдата
«Цветочная война»
В конце августа меня вызвали из Лигница на совещание в Оберзальцберг. Гитлер собрал там начальников штабов всех армий, которые планировалось использовать на первом этапе вооруженного конфликта. Как ни странно, на совещание не был приглашен начальник Генерального штаба сухопутных войск. Судя по всему, Гитлеру было известно о несогласии генералов из ОКХ и ряда других командующих соединениями и объединениями вермахта с его точкой зрения по чехословацкому вопросу и он решил попытаться найти общий язык с их начальниками штабов как представителями более молодого поколения.
Фюрер выступил перед нами с почти двухчасовой речью, в которой он изложил причины, побудившие его немедленно приступить к решению чехословацкого вопроса. К наиболее важным из них он отнес дискриминационные меры властей по отношению к немецкому национальному меньшинству и ту угрозу для Германии, которую будет представлять Чехословакия в случае войны. Далее он завел речь об общей военно-политической обстановке и, в частности, о том, что проблемы с перевооружением английской армии и внутриполитические трудности во Франции не позволят двум крупным европейским державам выступить на защиту Чехословакии. Гитлер также напомнил нам о дружественной позиции Муссолини, которую тот продемонстрировал во время присоединения Австрии к Германии, а также о том, что ни Польша, ни Венгрия не захотят помогать Чехословакии по той простой причине, что они сами претендуют на часть ее территории. По мнению фюрера, не следует ожидать и вмешательства в события со стороны Советского Союза, поскольку, во-первых, Красная Армия еще не оправилась от последствий недавней «чистки командного состава», и во-вторых, Польша не пропустит русские войска через свою территорию.
После окончания своего выступления Гитлер пригласил нас на чай, во время которого у нас появилась возможность высказаться. Надо полагать, что, услышав наши мнения, Гитлер понял, что и у представителей младшего поколения немецкого генералитета имеется немало возражений против политики, таящей в себе угрозу новой мировой войны. Наибольшему сомнению мы подвергли тезис фюрера о малой вероятности вмешательства в конфликт западных держав, прежде всего Франции. И вот как раз в то время, когда Гитлер пытался с помощью различных контраргументов рассеять наши сомнения, произошел крупный скандал. Поводом для него стало заявление генерала фон Вигерсгейма, предназначенного для занятия должности начальника штаба группы армий на франко-германской границе, о неготовности «западного вала» к длительной обороне с применением имеющихся в его распоряжении ограниченных сил и средств. Услышав от генерала, что в случае войны тот сможет лишь несколько недель сдерживать наступление французской армии, Гитлер пришел в ярость. Суть его довольно резкого ответа Витерсгейму сводилась к тому, что «западный вал» можно очень долго оборонять от любого противника при условии, что «генералы будут такими же храбрыми, как мушкетеры».
После такой бурной реакции фюрера ни о каком продолжении спокойной беседы, разумеется, не могло быть и речи. Однако и того, что мы успели сказать, было вполне достаточно для того, чтобы Гитлер понял, что взгляды начальников штабов совпадали со взглядами их командующих.
Одним из результатов этого совещания яви-
лось то, что этот случай стал первым и последним в практике Гитлера, когда он после изложения перед более менее многочисленной аудиторией собственного видения обстановки и связанных с этим планов дальнейших действий позволил слушателям свободно обсуждать с ним какие-либо вопросы.
Дальнейший ход событий, связанных с разрешением судетского кризиса, хорошо известен. Сосредоточение армий на границе происходило строго по плану. Мы внимательно следили за развитием обстановки, прежде всего за ходом переговоров в Годесберге и Мюнхене. Мюнхенское соглашение не только избавило нас от угрозы войны на два фронта, но и позволило обойтись без штурма мощных пограничных укреплений, сооружением которых Чехословакия занималась последние несколько лет.
Капитуляция чехословацкого правительства перед Мюнхенским соглашением показала, что это созданное по горячим следам первой мировой войны и вопреки праву народов на самоопределение государство оказалось нежизнеспособным и не выдержало уже первой серьезной проверки на прочность.
Ввод войск в Судетскую область 1 октября 1938 года был с ликованием встречен немецким населением этой территории.
И только после того, как я в 1945/46 годах попал в следственную тюрьму в Нюрнберге, мне стало известно, что намерение Гитлера осенью 1938 года решить чехословацкий вопрос навело тогдашнего начальника Генерального штаба генерала Гальдера на мысль использовать мощь и влияние сухопутных войск для предотвращения войны. Согласно замыслу Гальдера, сменившего на своем новом посту генерала Бека, Гитлер должен был быть арестован и отдан под суд по обвинению в попытке развязывания войны. Мне трудно судить о том, насколько велика была тогда вероятность удачного отстранения Гитлера от власти с целью предания его суду. Однако я уверен, что главные трудности возникли бы во время судебного процесса над диктатором. Ведь для того, чтобы предотвратить войну, необходимо было перейти к действиям заранее, еще в процессе нарастания политического кризиса. Но кто в таком случае смог бы опровергнуть утверждения Гитлера о том, что государственный переворот помешал ему в последний момент разрешить кризис мирным путем и тем самым не позволил принести свободу судетским немцам? И разве не могло случиться так, что Гитлер вышел бы из зала суда победителем, а побежденными оказались бы его генералы?
Всякий, кто захотел бы свергнуть Гитлера, должен был бы одновременно уничтожить и те главные опоры, на которых держалась его власть. Уж очень велика была вероятность того, что, будучи оставленным в живых, фюрер мог оказаться сильнее горстки генералов, которые в своих попытках предотвратить мировую войну поставили бы страну на грань гражданской войны, а может быть, и иностранной интервенции.
Наконец, что касается позиции войск по отношению к попытке государственного переворота, то я не думаю, что в то время удалось бы повернуть армию против Гитлера, не говоря уже о том, что в тогдашней немецкой армии едва ли нашлось бы много офицеров, которые рискнули бы поднять руку на своего верховного главнокомандующего. Как известно, лишь последующие трагические события побудили наконец в 1944 году большую группу офицеров, каждый из которых был, безусловно, человеком чести и долга, предпринять попытку отстранить главу государства от власти.
