Игорь Зимин - Из истории зубоврачевания, или Кто лечил зубы российским монархам
В марте 1867 г. его определили в канцелярские служители в Медицинский департамент МВД. В 1869 г. приказом по МВД К.Л. Вагенгейма произвели в коллежские регистраторы «за отличие». 1 января 1870 г. Опекунский совет определил К.Л. Вагенгейма зубным врачом в Николаевский сиротский институт с оставлением в прежней должности. Дополнительно к своему жалованью Вагенгейм получал «по должности врача 300 руб. разъездных». К моменту назначения на должность «придворного дентиста» (10 сентября 1872 г.) Вагенгейм был награжден двумя орденами – Св. Станиславом III степени (июль 1872 г.) и Св. Станиславом II степени. Никакой недвижимостью Вагенгейм не располагал.
Назначение Карла Леопольдовича Вагенгейма (Wagenheim) на престижную должность, конечно, не было случайным. Дело в том, что К.Л. Вагенгейм был представителем старейшей династии зубных врачей, практиковавших в Петербурге со второй половины XVIII в. К 1830-м гг. клан Вагенгеймов владел семью зубоврачебными лечебницами в городе, из них четыре находились на Невском проспекте.
Естественно, Вагенгеймы периодически публиковали в «Санкт-Петербургских ведомостях» свои рекламные объявления. Например, в одном из них (№ 4, 1821 г.) было напечатано следующее объявление: «Б. Вагенгейм, зубной врач при Главном Штабе его Императорского Величества и в Смольном монастыре, сим извещает почтенную публику, что он лечит всякого рода зубные болезни. Средствами его предохраняется десна и зубы от боли, воспаления и др. опасных последствий. Он также пилит зубы, равняет и чистит их, укрепляет шатающиеся, выдергивает испорченные, вставляет новые коренные и целые ряды зубов, которые не из кости, но приготовлены в чужих краях из самой крепкой массы и имеют весьма искусно шлифованную эмаль».
Отметим, что работа Б. Вагенгейма «при Главном Штабе его Императорского Величества» означала прямое подчинение князю П.М. Волконскому, который в 1826 г. занял пост министра Императорского двора и до начала 1850-х гг. контролировал деятельность Придворной медицинской части. Проще говоря, семейство Вагенгеймов имело внушительные связи «на самом верху». Кроме этого, уже упоминавшийся Самуил Вагенгейм в 1844 г. получил звание почетного дантиста при Императорском дворе[183]. Примечательно, что именно в 1844 г. последовало распоряжение Николая I о прекращении приема евреев на государственную службу. Но квалификация зубного врача была такова, что в данном случае еврея-дантиста на государственную службу приняли. Самуил Вагенгейм работал придворным дантистом еще в 1860-х гг. Попутно отметим, что в 1840-х гг. еще один еврей, известный зубной врач Давид Валленштейн продолжал состоять при великом князе Михаиле Павловиче, младшем брате Николая I.
В 1866 г. придворный дантист Б. Вагенгейм получил почетное гражданство «с нисходящим потомством»[184]. В «Российском медицинском списке» на 1844 г. упоминается шесть Вагенгеймов (Александр, Карл, Леопольд-Людвиг, Мартын, Самуил, Яков), занимавшихся зубоврачеванием[185]. Судя по «Всеобщей адресной книге Санкт-Петербурга», в 1860-х гг. в столице практиковало восемь зубных врачей по фамилии Вагенгейм. Были Вагенгеймы и в Москве, где у них имелось «Депо средств для сохранения зубов» на аристократическом Кузнецком мосту. В 1883 г. Карл Вагенгейм был на некоторое время привлечен для работы в качестве зубного врача при Санкт-Петербургском театральном училище[186].
Ф.М. Достоевский, не понаслышке знавший, что такое острая зубная боль, в своих «Записках из подполья» упоминает кого-то из «стоматологического клана» Вагенгеймов, которые для Петербурга стали своеобразным символом профессии зубного врача: «И в зубной боли есть наслаждение. Тут, конечно, не молча злятся, а стонут; но это стоны не откровенные, это стоны с ехидством. В этих-то стонах и выражается наслаждение страдающего; не ощущал бы он в них наслаждения – он бы и стонать не стал. В них выражается вся для сознания унизительная бесцельность вашей боли; вся законность природы, на которую вам, разумеется, наплевать, но от которой вы все-таки страдаете, а она-то нет. Выражается сознание, что врага у вас не находится, а что боль есть; сознание, что вы, со всевозможными Вагенгеймами, вполне в рабстве у ваших зубов; что захочет кто-то, и перестанут болеть ваши зубы, а не захочет, так и еще три месяца проболят; и что, наконец, если вы все еще не согласны и все-таки протестуете, то вам остается для собственного утешения только самого себя высечь или прибить побольнее кулаком вашу стену».
О временах царствования Николая I и Александра II осталось множество небольших мемуарных зарисовок, публиковавшихся во второй половине XIX в. в различных исторических журналах. В их числе есть и «стоматологические истории» времен Александра И, рисующие применение знахарских практик, как в официальных структурах, так и на «высочайшем уровне»: «После Крымской кампании вышло распоряжение – прикомандировывать раненых офицеров к кадетским корпусам. В 1860 г. многие кадеты 1-го корпуса страдали зубами. Однажды Государь Император, заметив, что кадеты подвязаны, спросил директора корпуса г. Лихонина, что это значит. Директор доложил, что они болеют зубами.
– Как жаль, – сказал Государь, – что у нас при корпусах нет дантистов.
– У меня лечит, Ваше Величество, прикомандированный к корпусу поручик Бородин.
– Помогает?
– Помогает, Ваше Величество.
– Скажите ему от меня спасибо.
Случилось, что и я заболел зубной болью. Прихожу к Бородину и прошу его полечить меня. Он согласился охотно, но предупредил, что требуемые для лечения порошки стоят дорого, и потому следует ему за них уплатить 2 рубля.
Я, конечно, согласился. Он велел мне раздеться и лечь в постель; затем подан был кипящий самовар, жаровня с угольем и порожняя кадушка. Кадушкой он накрыл жаровню, насыпав на нее предварительно какого-то порошку, издававшего неимоверно противную, угарную вонь. Накрыв меня с головой ватным одеялом, он велел дышать над кадушкой, наполненной дымом и паром, приказав нескольким кадетам держать одеяло, дабы я не мог освободиться.
Я полагал, что задохнусь насмерть, но через 1/4 часа меня раскрыли; я был в изнеможении и чувствовал сильную головную боль.
– А что, зуб – лучше? – спрашивает Бородин.
– Не знаю, – отвечал я.
Но действительно, от притупленного чувства показалось – как будто лучше.
– А посмотрим, сколько червячков-то вышло из больного зуба? Вот – целых шесть!
Уплатив требуемый гонорар, я поплелся в свою палатку. Зуб через два дня перестал болеть. По окончании лагерного сбора мы возвратились в Петербург. Не успел Бородин устроиться, как явился фельдъегерь, требуя, чтобы он отправился экстренным поездом в Петергоф к Великому князю для лечения от зубной боли его супруги. Забрав с собой порошки, кадушку и жаровню, Бородин отправился в Петергоф. Великий князь, встретив его, сказал:
