Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин
Эдвард Остин и его спутники сняли апартаменты в угловом доме на Квинс-сквер, неподалеку от питьевой галереи, Верхней ассамблеи и Парагона. Миссис Остин с дочерью расположились в смежных спальнях на втором этаже — «недурных размеров, с грязными одеялами и всеми удобствами», то есть с бегающим по лестнице котенком и «толстухой-хозяйкой в трауре». Джейн как образцовая тетушка учила племянников, Фанни и Эдварда, писать. Элизабет была так добра, что подарила золовке шляпу (вероятно, от ее внимания не укрылись шляпки-близнецы Джейн и Кэсс). Они планировали побывать на концерте в садах Сидни, хотя Джейн и выражала свой энтузиазм по этому случаю довольно странным образом: «Концерт этот заключает для меня даже больше прелести, чем обычно, поскольку сады Сидни достаточно велики и я смогу отойди подальше и не слышать никаких звуков». Дядюшка Ли-Перро слишком много ходил и перетрудил ноги, так что теперь собирался отдохнуть. Джейн же, напротив, наслаждалась прогулками по окрестностям с новыми знакомыми. Один из этих знакомых отвечал лучшим чаяниям Джейн, звали его мистер Гулд, он был очень молод, «только поступил в Оксфорд, носил очки и слышал, что „Эвелину“ написал доктор Джонсон»[123].
Эдварду к началу июля нужно было возвратиться в Годмершем, чтобы дать традиционный обед арендаторам. Но миссис Остин еще не напутешествовалась и собиралась продолжить — навестить своих кузенов Ли в Эдлстропе, племянника Эдварда Купера в Харпсдене (где он недавно поселился в доме ее родителей) и еще одну кузину, миссис Кук, в графстве Суррей. Джейн эти планы не слишком вдохновляли, и она написала Кассандре, что предпочла бы провести лето дома, особенно если бы к ним приехала погостить ее дорогая подруга Марта Ллойд. Больше всего Джейн настораживала перспектива оказаться в гостях у тети Кук, которая только что опубликовала роман, и, хотя издан он был анонимно, конечно, предполагалась читка в кругу семьи. Действие «Беттлриджа, или Исторической повести, основанной на фактах», перенесенное в эпоху междуцарствия, разворачивалось вокруг одного имения, его законных владельцев-роялистов и пропавшего документа, который должен был восстановить их в правах. Потайное место, где хранился этот документ, — сундук с двойным дном явлен был во сне. Происходили в этом романе и другие драматические события: лунной ночью двое всадников похищают молодую женщину из «грота, ее любимого приюта», и затем заключают в башню, где она вынуждена спать на старой резной кровати черного дерева, изукрашенной страшными рожами. Миссис Кук пользовалась всеми клише готического романа и особый пиетет питала к миссис Радклифф («Королеве всего ужасного»). Сложно не заподозрить, что Джейн, как раз работавшая над своим «Нортенгерским аббатством», с восторгом ухватилась за все эти сундуки с двойными днищами и утерянные документы. Так что, вероятнее всего, в ее пародии на готические романы ужасов есть и элемент родственного поддразнивания.
Ей пришлось-таки сопровождать мать во всех визитах к разнообразной родне. Пока они путешествовали, с семейством Ли-Перро случилась беда. Богатую тетю Джейн обвинили в магазинной краже и, как ни сложно в это поверить, посадили за решетку. Обвинение выдвинул владелец галантерейной лавки в Бате. Его помощник побежал за миссис Ли-Перро, когда она вышла от них с покупками, и нашел моток кружев то ли в ее свертках, то ли в кармане — это осталось невыясненным. Она заявила, что кружева ей положили по ошибке, когда обслуживали в лавке. Хозяин спросил адрес Ли-Перро, получил его, а спустя четыре дня на улице Парагон появился констебль с ордером на арест. И вот почтенную миссис Ли-Перро, которой было уже за пятьдесят, посадили в тюрьму по письменным показаниям торговцев, данным под присягой. Более того, ей грозила смертная казнь, поскольку кружева стоили дороже шиллинга. Скорее всего, признай суд справедливость обвинения, ее отправили бы на каторгу в Австралию на четырнадцать лет, что для дамы ее возраста и образа жизни все равно было бы равнозначно смерти.
Муж поддерживал ее непоколебимой верностью. Он настоял на том, чтобы разделить с ней новое пристанище в домике тюремщика, мистера Скеддинга, в сомерсетском городишке Илчестер, куда ее отправили. Учитывая ее положение и доходы, миссис Ли-Перро не стали помещать в тюремную камеру и обряжать в арестантское платье. Но и домик Скеддингов очень сильно отличался от того, к чему она привыкла: «Грубость, грязь, шум с утра до самой ночи. Люди, не сознающие, что все это может быть кому-то неприятно, воображают, что мы вполне довольны, и справедливости ради надо сказать — стараются, чтобы так и было»[124]. Старшие мисс Скеддинг иногда развлекали своих вынужденных постояльцев музыкой, но что до младших детей — те вели себя с полнейшей бесцеремонностью. Их мать чистила нож от жареного лука, облизывая его. Две собаки и три кошки сражались за каждый кусок, печной дым шел куда угодно, только не в трубу, и в детской, по соседству с супругами Ли-Перро, стоял шум, как в Бедламе[125]. В этом отчаянном положении, надо сказать, миссис Ли-Перро обнаружила в своих письмах не только изобразительные способности, сравнимые с кистью Хогарта[126], но и подлинное достоинство. Когда миссис Остин предложила отправить одну или обеих своих дочерей, чтобы они разделили невзгоды тетушки, та не захотела и слушать. Позволить «этим элегантным молодым леди» страдать подле нее? И что бы Джейн ни думала о предложении своей матери, она несомненно была очень признательна тете за отказ.
Кое-кто и в самом деле считал миссис Ли-Перро виновной, и даже ее собственный адвокат тайком распускал злобные сплетни, что его клиентка — клептоманка, а заодно высмеивал и ее мужа, называя его подкаблучником. Существовала еще одна история о том, как она пыталась украсть растение из теплицы садовника, якобы подтверждающая первое обвинение. Поговаривали, что это опять же случилось в Бате. Скорее всего, это была одна лишь досужая болтовня. Более правдоподобным считалось мнение, что обвинители хотели заманить ее в ловушку и шантажировать, хотя, если так, действовали они весьма неумело. Проведя семь месяцев в Илчестере, миссис Ли-Перро предстала перед судом присяжных в Тонтоне. Миссис Остин вновь предложила прислать своих дочерей, но тетушка заявила, что зал суда тоже не очень подходящее место для молодых леди. Самой ей выбирать не приходилось. И вот она стояла перед судьями в переполненном зале. Она говорила сама за себя, коротко, но выразительно, а потом суду зачитали множество прекрасных характеристик личности обвиняемой. Судья подвел итог, и присяжные в десять минут решили: «не виновна», что вызвало море слез и поцелуев. Мистер и миссис Ли-Перро были наконец свободны, но их траты приблизились к двум тысячам фунтов, а вызвавший все эти неприятности владелец лавки продолжал процветать — никому и в голову не пришло с ним сквитаться. «У меня есть шанс умереть от популярности», — холодно шутила миссис Ли-Перро.
