Изабелла Аллен-Фельдман - Моя сестра Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой
Я сама виновата. Надо было идти с Ниночкой.
23.07.1962Незадолго до отъезда сестра надумала устроить генеральную уборку. На мой взгляд, было бы правильнее поручить Нюре сделать это после нашего отъезда. Сестра считает иначе. Ей захотелось разобрать «свои архивы» и навести порядок на книжных полках. Что такое «разобрать» и «навести порядок»? Вытащить все, начать разбирать, скоро бросить и засунуть все обратно. Такой «порядок» хоть наводи, хоть не наводи, толку все равно нет. Нюра разбила две тарелки. «Скажи спасибо, что ты не у Марии Владимировны работаешь!» – сказала сестра. «Мне и вас хватает», – не очень-то вежливо ответила Нюра. М.В. коллекционирует тарелки и очень трепетно относится к своей коллекции. М.В. вообще очень трепетно ко всему относится. Сестра отзывается о ней уважительно, говорит, что М.В. «умеет держать бразды».
25.07.1962Каким правилом руководствуются люди искусства? Тем же, что и все остальные. Бэсер а мис вайб фар зих, эйдер а шэйн вайб фар энем[129]. Я уже знаю все – что кого с кем связывает, что разделяет, знаю камни преткновения и подводные течения, знаю, что можно сказать при этом человеке, а что нельзя. Я стала частичкой местного beau monde. Ниночка проболталась, что за глаза меня называют «французская сестра Раневской» или «Раневская-француженка». Все почему-то уверены, что Раневская – наша семейная фамилия.
26.07.1962Иногда такое настроение с утра, что хочется улыбаться всему миру и говорить всем что-то хорошее. Похвалила блузку лифтерши. Та без какого-либо стеснения (даже с гордостью) призналась: «Кто-то на помойку выбросил, а я углядела и забрала. Здесь же не помойка, а настоящий магазин, столько хороших вещей выбрасывают». Ценю в людях искренность, но все, в моем понимании, должно иметь пределы.
27.07.1962Телеграмма с Урала: «срочно сообщите здоровье тчк волнуемся». Телеграфный стиль меня умиляет. Предложения, лишаясь предлогов, приобретают какую-то стремительность. Так и вижу, как эти слова несутся по проводам с огромной скоростью. Сестра ответила одним словом «жива».
30.07.1962Говорили с сестрой про Édith Piaf. Искренне восхищались ею, и ее талантом, и ее мужеством. Сестра вспомнила, что Семен Осипович недавно рассказывал ей про одну из своих учениц, очень талантливую девушку, у которой вдруг обнаружилась тяжелая болезнь. Болеть всегда обидно, а в молодом возрасте – втройне.
– Удивляюсь, почему полные бездарности всегда пышут здоровьем, – сказала сестра. – Кого ни возьми, все, как один. Что это? Бог в своей доброте компенсирует им отсутствие таланта жизненными силами? Или они ничего не принимают близко к сердцу, не выкладываются, не тратят силы? Загадка. Ты не подумай, что я завидую, я просто хочу понять. Взять хотя бы труппу Художественного театра. Таланты уходят, Качалов, Тарханов, Лилина… А кто остается? Или болезни это своеобразная плата за талант?
Меня начинает тяготить этот разговор. Я предлагаю поговорить о чем-нибудь хорошем, но ничего хорошего в голову не приходит. Грустный вечер.
02.08.1962Отдых начался с небольшой неприятности. Вышла на прогулку без зонта. Попала под дождь, недолгий, но обильный. Пока добежала обратно, промокла как кошка. Под причитания сестры пила горячий чай с коньяком. Пришла к выводу, что эти напитки доставляют гораздо больше удовольствия, если употреблять их по отдельности. Стыдно, наверное, делать такие открытия в столь почтенном возрасте.
06.08.1962Вчера умерла Мэрилин Монро. Половина отдыхающих не знает, кто это, или делает вид, что не знает. Безумно жаль ее, такую молодую, такую красивую. Как я рыдала над Niagara! Смотрела трижды и все три раза рыдала. А как смеялась, когда смотрела Comment épouser un millionnaire![130] Захотелось побыть одной. Просидела в парке до ужина, сестра уже начала беспокоиться и собиралась идти меня искать.
07.08.1962Режиссер Григорий Львович – крайне обаятельный человек. Сестра с ним очень любезна. «Это потому что мы с вами не работали вместе», – шутит он. Г.Л. очень высокого мнения о Мейерхольде. Я попала в неловкое положение – думала, что Мейерхольд еврей, а он оказался немцем.
12.08.1962Мне кажется, что я никогда не любила своего мужа так, как в последний год его жизни, когда он болел. Любила по-особенному остро, потому что знала, что дни его сочтены. Не знала, сколько ему осталось, но знала, что очень мало, никак не больше года. Я держалась героем, не подавала вида, что знаю правду, внушала ему, что еще немного, и он встанет на ноги и вернется к прежней жизни. Обсуждала с ним планы на будущее, следила за тем, чтобы никто из медсестер не проговорился случайно. Он верил мне. Или он тоже притворялся, потому что не хотел меня расстраивать? От него всего можно было ожидать, он был такой замкнутый. Человек в доспехах, которые не снимаются никогда. Были дни, когда жизнь с ним казалась мне мучением, едва ли не пыткой, но лишь после его смерти я в полной мере осознала, как счастлива была я в своем супружестве. Пока не утратишь, не поймешь… Так страшно терять близких! Не могу представить (боюсь!), что будет со мной, если я останусь одна, без сестры. Я сразу же умру, сердце мое разорвется от горя и страха.
14.08.1962Игра в лото мне совершенно непонятна. На мой взгляд, она ужасно скучна. Один достает бочонки из мешка, все остальные ждут нужных цифр. В сравнении с этим развлечением даже écarté[131] кажется увлекательной игрой. Меня уже несколько раз приглашали «полотошничать», но я отказываюсь. Это тот случай, когда le jeu n’en vaut pas la chandelle[132].
17.08.1962Йорцайт отца. Где-то сказано, что не следует слишком скорбеть об умерших, что тот, кто скорбит слишком сильно, на самом деле скорбит о другом. Никогда не понимала смысла этого утверждения. Пусть кто-то скажет, что я скорблю не об отце, а о том, что ни один другой мужчина не любил меня так, как он. Пусть так, но разве это не скорбь об отце моем? Пусть кто-то скажет, что я скорблю по тому, что нет больше моей опоры в тяжелые дни. Пусть так, но разве это не тоже скорбь об отце? К сожалению, к огромному моему сожалению, потерь в моей жизни было много, но в дневнике я отмечаю только день памяти отца. Прежде всего, потому что не было для меня большей утраты (прости, мамочка, но отца я всегда любила сильнее) и потому что не хочу превращать мой дневник в поминальную книгу. Молюсь за всех. Помню обо всех. Надеюсь, что и меня будут помнить. Дети и память, это то, что остается от нас.
19.08.1962Неожиданно полюбила Достоевского, который всегда казался мне занудливым и претенциозным. Прочла «Идиота», взялась за «Преступление и наказание». Сестра от Достоевского не в восторге, говорит, что он очень «вязкий». Вкусы у нас никогда не совпадали, разве что отчасти. Так даже интереснее, можно о чем-то поспорить, скрасить вечернюю скуку. Если не покажут интересной картины (а это случается не чаще двух раз в неделю), то вечерами здесь скучновато.
