Теодор Гладков - Артур Артузов
«По непонятной причине на Бориса Савинкова англичане смотрели как на человека действия и, следовательно, как на героя. Больше, чем другие русские, Савинков был теоретиком, человеком, который мог просидеть всю ночь за водкой, обсуждая, что он сделает завтра, а когда это завтра приходило, он предоставлял действовать другим. Нельзя отрицать его талантов: он написал несколько прекрасных романов, он понимал революционный темперамент лучше кого–либо и знал, как сыграть на нем для собственной выгоды. Он столько общался со шпионами и провокаторами, что, подобно герою одного из своих романов, сам не знал, предает ли он себя или тех, кого он хотел предать. Как и большинство русских, он был одаренным оратором и производил впечатление на слушателя. Как–то раз он совсем покорил мистера Черчилля, увидевшего в нем русского Бонапарта. Однако в нем были роковые недостатки. Он любил пышность, несмотря на честолюбие, он не хотел пожертвовать своими слабостями ради этого честолюбия. Его главная слабость была и моей слабостью – склонность к коротким приступам лихорадочной работы, и вслед за ними – длинные периоды безделия. Я часто встречался с ним после падения правительства Керенского. Он приехал ко мне в Москву в 1918 году, когда за его голову была обещана награда. Опасность для него и для меня была велика. Единственной маскировкой служили ему громадные роговые очки с темными стеклами. Почти всё, о чем он говорил, сводилось к обвинению союзников и русской контрреволюции, в сообществе с которыми он обвинялся. В последний раз я видел его в ночном кабачке в Праге в 1923 году. Он был трагической фигурой, к которой нельзя было не чувствовать глубочайшей симпатии. Спустя некоторое время, растеряв всех своих друзей, Савинков вернулся в Москву и предложил свои услуги большевикам; меня это не удивило. Без сомнения, в этом беспокойном мозгу созревал какой–то грандиозный проект нанесения последнего удара на благо России и свершения какого–то необыкновенного „coup d'etat“{45}. Это была ставка игрока (он всю жизнь играл в одиночку), и, хотя противники большевиков утверждают, что он был убит – отравлен и выброшен в окно, я не сомневаюсь в его самоубийстве» (разрядка автора. – Т. Г.).
Не со всем в этом пассаже Локкарта можно согласиться (Савинков все же был и человеком действия), но в целом портрет террориста у него получился примечательный.
Последнюю точку в рассуждениях о «загадочной» смерти Савинкова должна поставить недавно опубликованная докладная записка по этому поводу, написанная Григорием Сыроежкиным, что называется, по свежим следам.
«ПОКАЗАНИЯ ПО ПОВОДУ САМОУБИЙСТВА
АРЕСТОВ. Б. В. САВИНКОВА
7 мая вечером по предложению тов. Пузицкого я прибыл в ГПУ для сопровождения за город арестов. Савинкова совместно с т. Пузицким и Сперанским. На автомобиле мы выехали в Царицыно, где пробыли 1 – 1 /2 часа и затем вернулись обратно в Москву. Зашли в комнату № 192, откуда должен был быть направлен во Внутреннюю тюрьму Б. С. Мне показалось, что настроение у него обыкновенное.
8 тот момент, когда тов. Пузицкий вышел в соседнюю комнату, кажется, за водой, Б. Савинков ходил по комнате, что–то рассказывал и вдруг совершенно неожиданно выбросился в окно. Я тут же вскочил, сделал прыжок к окну, но было уже поздно. Я увидел у двери (соседняя с окном, куда выбросился С.) тов. Пузицкого. В продолжение нескольких секунд мы все оставались в недоумении. Затем т. Пузицкий выбежал из комнаты для того, чтобы сделать тревогу. Я тут же выбежал во двор, где увидел Б. С., который был уже мертв.
Гр. Сыроежкин
9 мая 1925».
На этом и мы поставим точку в рассказе о Борисе Савинкове{46}.
На другой день после окончания сенсационного суда над Савинковым помощник положил на стол Артузова новое «Дело». На картонной обложке было выведено только одно слово – «Рейли».
КОНЕЦ АГЕНТА ST–1
– Сэр, ожидает приема мистер Сидней Джордж Рейли… Черчиллю не потребовалось напрягать память. Это имя господина средних лет с путаной биографией, только что вернувшегося из России (в свое время его представили в кулуарах Парижской мирной конференции в качестве консультанта британской делегации), канцлер казначейства знал достаточно хорошо. Тогда ситуация не позволяла его принять, как подобает государственному деятелю его, Черчилля, ранга. Но цепкая память уже держала этого человека на заметке. Теперь же в самую пору пригреть жаждущего борьбы специалиста по российским делам. Опытнейший разведчик, изворотливый и смелый агент МИ–1(с), теперь выделившейся в самостоятельную службу разведки МИ–6, иначе Сикрет интеллидженс сервис, по псевдониму ST–1, способен на многое.
– Просите!
Рейли умел носить любую одежду так, словно в ней родился: от фрака до истрепанной красноармейской гимнастерки. Сейчас на нем была скромная, но сшитая явно у хорошего портного визитка. Войдя в кабинет, он почтительно наклонил голову.
Глаза Черчилля беззастенчиво ощупывали посетителя.
– Я предугадываю смысл вашего визита. Вы хотите возвратиться в Россию?
– Да, сэр. Я здесь мерзну от недостатка движения. Я еще в форме и кое на что способен. Спасение России – мой долг.
– Насколько мне известно, вы там приговорены к смерти. Не поведя бровью, Рейли уверенно ответил:
– Это меня не останавливает. Я не хочу и не могу идти через жизнь по избранному пути с опаской, уклоняясь от риска.
– Вы хотите войти внутрь Советов своеобразным никотином, – хохотнул Черчилль, прикуривая от золотой зажигалки толстую гаванскую сигару, – чтобы отравлять и отравлять их организм. – И он выпустил струю сизого дыма. – В связи с вашим решением, которое мне вполне импонирует, хотелось бы уточнить одно обстоятельство: предстоящие акции в России кто–нибудь изъявляет желание финансировать?
– Нет, сэр, – тяжело вздохнул Рейли. – Даже ведомство, которому я подчинен, сомневается в моем предприятии. В этом моя главная трудность, в ее разрешении я и прошу вас помочь.
– О, мистер Рейли, я вам сочувствую. Трудные времена настали. Европа потрясена революциями. Финансы большинства стран расстроены или находятся под контролем левых сил, всякого рода оппозиций. Финансировать акции, подобные тем, что вы задумали осуществить, сейчас не в моде. Где же взять деньги? Думаю, что способ добычи денег вы найдете сами.
Рейли весь превратился в слух: вот–вот, после того как пролил крокодилову слезу, Черчилль все же укажет на источник финансирования. Но Черчилль молчал. Рейли понимал деликатность положения Черчилля, с ним туманно вести разговор – все равно что загубить идею на корню, и он уверенно заявил:
