Артур Прокопчук - ГРУЗИНСКАЯ РАПСОДИЯ in blue
И вот сегодня мне рассказывают, что мы, оказывается, были завоевателями. Что в Грузии создают чуть ли не музей российской оккупации, а в Тбилиси появился проспект имени героя-освободителя Буша…
Еще несколько лет, и молодое поколение грузин перестанет говорить на русском языке. В свое время те, кто направлялись в Россию и возвращались, обогащенные русской культурой, называли себя "тергдалеулеби", то есть "испившие Терека". (Тогда путь в Россию лежал через Терек). Где сейчас эти испившие Терека грузины?
Грузия выбрасывает русский язык, мы выбрасываем вино и "Боржоми". Все это было бы смешно, когда бы не было ужасно. Мне рассказывают, что в некоторых тамошних интеллигентских семьях родители тайно нанимают учителей русского языка, чтобы дети не задохнулись в вареве русофобского патриотизма. Эта картина чем-то напоминает фантастический роман "451 по Фаренгейту", где в стране, запретившей книги, гуманисты заучивали их наизусть, чтобы передать внукам.
Уже сейчас вырастают поколения, которые забудут нашу обоюдную открытость, готовность воспринимать, впитывать и восхищаться. Уже теперь трудно объяснить молодым людям, что для нас значило грузинское застолье. Поколения нынешние, соблазненные макдоналдсами, забудут это. Столько веков связи не прерывались, и вдруг. Это, пожалуй, одна из самых тяжелых ран, которую нанесла Грузии политика ее нынешних руководителей. Если ненависть перейдет в народ, процесс может стать необратимым. Причем для обеих сторон. Человек, привыкший видеть в грузинах не представителей гордых горцев, а "лица кавказской национальности", уже не поймет, о чем я пишу.
Да и грузины, уверен, другого такого влюбленного не найдут, потому что для этого нужны века истории и особое сочетание звезд. Неужели они надеются, что американцы к ним будут так относиться? Да никогда в жизни!
Американская система может стоять только на американской ментальности. Она предельно рациональна и в качестве рациональной — жестка. Просветительские постулаты, на которых она построена, не предполагают множественности вариантов. Чужой образ жизни кажется не иным, а более низким. Существует лишь одна система, лучшая из возможных; все остальные допускаются только под флагом политкорректности, а вовсе не равнозначности и тем более, достоинства.
У русских никогда этого не было. Российские присоединения нигде не означали переформатирования национальных способов жить. Никого не обращали. Специфика российского мировосприятия — в самой культурной пластичности. Именно поэтому американцы не займут наше место в грузинской культуре, как и в нашей никто не займет место грузин.
И то, что сейчас мы теряем, по своим последствиям несравнимо с вино или боржоми. Торговые убытки еще можно компенсировать. А вековую традицию, тип отношений, готовность любоваться друг другом — нет. Мы теряем не нефть, не мандарины, даже не безопасность границ (об этом пусть заботятся политики и военные). Мы теряем то, что невосполнимо.
В сердце пустеет место, которое некем занять. Если будет прервана связь, ни грузины, ни русские уже не будут прежними.
Люди спрашивают: ради чего все это? Ради сиюминутных выгод, заокеанских подачек и чужих геополитических задач? Ради этого прервать такую фантастическую традицию, зачеркнуть вековые устои — это можно себе представить?
* * *Но связь между народами живет в другом масштабе и диапазоне, на ином уровне исторической иерархии. Политиканству там не место. Там — память поколений, вековые напластования, традиции межнационального восприятия. Там — время истории. Там "дышат почва и судьба".
* * *Можем сказать: ну и ладно. У нас есть своя нефть, обойдемся. Сегодня, в век глобализации, всем не до сентиментов. Нынче — как на всемирном футбольном чемпионате: мелькают народы, культуры, религии. Безлюбый мир не предполагает памяти поколений, патриархальной близости, соседской привязанности. Все заменяется чередой национальных контактов, калейдоскопом межгосударственных взаимодействий в глобальной перспективе.
Что отвечу? Не верю! Весь мировой политический опыт подсказывает, что мир не может регулироваться цинизмом, двойными стандартами, да бомбежками неугодных. Аморализм как этический принцип не может претендовать на всеобщее признание. Народы еще не утратили нравственного чувства, да и вряд ли когда-нибудь потеряют его.
Глобализму, хотим мы того или нет, должна соответствовать новая этика. Кто-то называет ее "абсолютной моралью", имея в виду такую мораль, с нормами которой согласились бы все. Другие говорят о всемирной отзывчивости. В любом случае прагматизму "мировой закулисы" и "войне цивилизаций" нужна нравственная альтернатива — и это не прекраснодушие, а необходимость. В прошлом веке стабильность мира держалась равновесием зла. В новом мире, который сейчас становится, народы просто вынуждены будут найти иные принципы взаимоотношений — не на противостоянии, не на высасывании, не на выбрасывании тех, кто вне стратегических интересов. Так можно было строить геополитику раньше. Теперь придется искать этический ответ на вызов глобализации.
Каким будет этот ответ, пока сказать трудно. Но уже сейчас ясно, что если не найдем способа внедрить такие этические постулаты, как любовь к иному (народу, цивилизации) в мироощущение политической элиты, мировой бойни не избежать.
В этой перспективе то, что было, — а я убежден, что и есть — между народами России и Грузии, это не прошлое, а скорее будущее: яркий пример межнациональных отношений, построенных не на выгоде, а на любви. Или "на выгоде любви", если уж формулировать новую этику в старых понятиях.
Мы смотрелись друг в друга любящим взглядом, не держа ни зла, ни обиды, и это нельзя сбросить в лету ни с Метехского, ни с Москворецкого моста!
* * *— Эк-как тебя на пафос потянуло, — сказал друг, когда я поделился с ним такими мыслями. — Только не вздумай все это писать. Нынче такое читать не будут: теперь все пишут иронично, стебно, невсерьез. А кроме того, ведь и не было в наших русско-грузинских отношениях никакого пафоса. Вспомни-ка: это у государства был пафос насчет дружбы народов, а мы просто любили друг друга — грузины русских, русские грузин.
И я вспомнил. Вспомнил последний день той первой поездки в Тбилиси. Провели мы его с приятелем в аэропорту — два "молодых специалиста" в первой командировке. Уставшие, полные впечатлений, выполнившие труднейшее задание, но и погулявшие, поистратившиеся вдрызг. На обратный билет наскребли еле-еле, прибыли в аэропорт без копейки в кармане. Впрочем у Иосифа, моего напарника, все было рассчитано и расписано до секунды: зачем, рассуждал он, деньги, когда в самолете покормят, а там, в Москве доберемся. Родной все-таки город, не пропадем как-нибудь.
