Александр Дейч - Генрих Гейне
Мировоззрение Гейне сильно расходилось с его практической деятельностью.
В своих книгах о философии, религии и литературе Гейне признавал, что «ремесленники и рабочие-носители идей будущего», что пролетариат является наследником немецкой философии. Но вести среди этих рабочих массовую работу, заниматься среди них социалистическою пропагандой казалось Гейне неблагодарным, грязным делом, к которому он относился с нескрываемым презрением. Гейне был меньше всего человеком партии, и у него не было никакой склонности к агитационной работе среди немецких эмигрантов, собравшихся в Париже после Июльской революции. Эти эмигранты организовывались в тайные общества, выпускали политические воззвания, созывали митинги, открывали сбор средств.
Кумиром немецких радикалов, выплеснутых реакцией за рубежи Германии, был Людвиг Берне. Он являлся одним из активнейших работников подпольных «Общества гонимых» и «Союза справедливых», выступал на тайных собраниях, собирал деньги по подписным листам.
Гейне считал себя «аристократом революции» и не желал стяжать лавров народного трибуна. «Я замечаю, - пишет Гейне, - что поприще немецкого трибуна не усеяно розами, а тем менее чистыми; так, например, ты должен очень энергично жать руку всем этим слушателям, братьям и родственникам».
Карл Гуцков рассказывает в своих воспоминаниях, что одно время Гейне и Берне обедали ежедневно в одном ресторане, посещаемом немецкими ремесленниками. Между супом и жарким обычно среди обедавших ходил по рукам грязный подписной лист. Гейне это раздражало. Гейне не искал славы и популярности среди радикальных немецких ремесленников, живших в Париже. Он жаловался, что Берне «портил самые вкусные блюда своей патриотической желчью, которую выбрызгивал на них в виде прогорклого соуса». Гейне не нравилась политическая экзальтация Берне, который мог придти ночью, разбудить от самого сладкого сна и целый час изливаться по поводу бедствия немецкого народа и гнусности немецких правительств и о том, как опасны русские для Германии и как он готовится писать против русского правительства и против союзного сейма.
Берне, в свою очередь, с узостью исторического кругозора, со своей мелкобуржуазной ограниченностью, не понимал социальных устремлений Гейне и нападал на него за то, что он ставил поэтические красоты выше, чем ответственность перед ближним. Гейне казался ему исключительно беспринципным писателем: «Гейне безразлично, напишет ли он: республика является наилучшей формой правления или монархия. Он всегда выберет то, что лучше будет звучать в фразе, которую он хочет написать».
Различие во взглядах Гейне и Берне кроется не в различии их характеров, а в коренном расхождении между их мировоззрениями.
Политическая система Берне узка и плоскостна. Марксистская критика вполне справедливо определила круг интересов Берне, как ограниченный исключительно событиями только одного десятилетия, 1825-1835 годов.
Система Гейне лишена всякой стройности, можно даже сказать, что у него вообще нет системы. Но его мировоззрение составилось из напластований идей немецкой классической философии, утопического социализма, исторических концепций французских историков эпохи Реставрации, великих немецких писателей периода «бури и натиска».
Гейне был значительно прозорливее, чем близорукие немецкие радикалы и французские утопические социалисты.
Он пошел дальше тех и других. Учение Гегеля, революционную сторону которого Гейне сумел оценить и понять, привело его к обобщениям вроде: «народы, партии, сами массы являются героями нового времени». В таких утверждениях Гейне порывал с утопическим социализмом и его примитивными утверждениями о закономерности исторического развития.
К началу сороковых годов под влиянием развития рабочего движения во Франции, не ускользнувшего от зоркого (глаза Гейне, у поэта вырабатывалось новое мировоззрение, которое он, однако, не довел до логического конца и так до конца своих дней не постиг по-настоящему теории научного коммунизма, разработанной «красным доктором» Марксом.
Его разъедают непреодолимые противоречия: он считает, что рабочее движение, ведущее к коммунизму, справедливо, потому что надо же покончить с миром насилия и эксплуатации. Но вместе с тем Он боится широкого движения (масс, потому что ему кажется, что эти массы, грубые и невежественные, несут разрушение цивилизации.
Эта двойственность, овладевающая всем существом Гейне, как только идея грядущего коммунизма проникает в его сознание и гнездится в нем, - выявится в дальнейшем с большой полнотой и четкостью. Но отдельные черты этого сложного, изобилующего напластованиями миросозерцания проходят красной нитью через памфлет Гейне «Людвиг Берне», который появляется в 1840 году.
Гейне опубликовал книгу о Берне через три года после смерти последнего.
Лучшие друзья Гейне считали, что этот памфлет не нужно печатать, что он сильно повредит репутации поэта. Но Гейне уже успел к тому времени испытать всю тяжесть лжи и клеветы. Годами вел против него травлю Берне, да еще за его спиной. Не даром как-то, разоткровенничавшись, Берне высказался: «Бедный Гейне будет мною химически разложен, и он не подозревает, что я постоянно тайком произвожу эксперименты над ним».
Не только с Берне, но и с Гуцковым, одним из даровитейших «младогерманцев», испортились отношения у Гейне. Гуцков, перешедший из лагеря бойцов к филистерам, выступил против любовных стихов Гейне, написанных им в Париже и отправил Гейне ультиматум, в котором грозил лишить его дружбы, если он переиздаст эти фривольные стихотворения, оскорблявшие мещанскую добропорядочность немецких буржуа.
Круг немецких друзей редел. Один из наиболее преданных Гейне, немецкий писатель Генрих Лаубе, приехавший в Париж в 1839 году, рассказывает о беседе, которую он вел с Гейне по поводу книги о Берне: «В эту пору своей жизни написал он свою полемическую книгу о Берне, оставаясь верным внутренним порывам своей натуры, будучи всегда готовым к войне и победоносному наступлению. Смеясь, он протянул мне рукопись и был очень поражен моим смущением. По тысяче причин я был против ее опубликования. Главным образом это были стратегические причины. Для чего нужно было углублять и расширять раскол либеральных сил? В этом не было ни нужды, ни необходимости. Дальше шли литературные соображения. Я попытался изложить ему, как глубоко было различие между им и Берне, различие между их задачами и способностями, Берне был предназначен для партийной борьбы и вел ее остро и талантливо, с честнейшим напором. У Гейне же при его большом таланте открывался путь к выполнению больших заданий. Судьба людей, а не только судьба граждан государства, соответствовала больше задачам, к которым его увлекал его талант и дух…
