Сергей Баблумян - Вокруг и около
Между тем в приветственном взмахе руки и едва уловимом книксене членам бюро ЦК особого подобострастия не было. Так равные могли здороваться с равными, и все бы хорошо и прекрасно, если бы приветствие не повисало в воздухе.
Наблюдая за этим в натуре не раз и не два, автор открыл для себя, по меньшей мере, две поведенческие особенности высших руководителей. Первая – способность видеть, но не замечать. Вторая – в любой диспозиции смотреть на нижестоящих сверху вниз. Применительно к нашему Ленину это означало, что если начальник сидел в машине, а Ильич у ворот стоял и потому в чисто геометрическом смысле располагался выше, то тот, кто сидел в лимузине, все равно смотрел на него сверху вниз. Вчера, сегодня, думаю, и завтра. Легко.
…Следы Ленина стали теряться в пространстве в те времена, когда коммунистическая власть начала сходить со сцены, и окончательно исчезли с приходом к руководству новой. Почему она показалась Ленину не заслуживающей того, чтоб как прежде топтаться у парадного подъезда, я не знаю. Словом, Ленин исчез, ну и ладно. Но куда подевались другие? Где они, верные последователи ленинизма, а также Карабалы, Далулэ и другие? Где их искать? Нет ответа.
– Загляни на любой митинг, и ты увидишь – Ленин с нами, – уверенно посоветовал один ереванский друг.
Американский музыкант Ник Кейв как-то заметил: никогда не верь людям в костюмах-тройках, однояйцовым близнецам и тем, кто играет зажигалкой. Мой ереванский друг костюм-тройку не носит, зажигалкой не играет уже потому, что не курит, и совершенно точно не является однояйцовым близнецом. Что же тогда получается?
Тот самый проспект…
Прочитанный в одном из глянцевых журналов репортаж о Сталинском, затем Ленинском, далее имени Маштоца, но во все времена – просто Проспекте, взывает к справедливости: чтобы в презентации этой градообразующей магистрали поучаствовали и люди, составлявшие ее основополагающую суть.
Приглашая в предлагаемые заметки некоторое количество персонажей, большей частью, увы, ушедших, хотелось бы верить: а вдруг нашего утомленного дальними путешествиями читателя согреет теплое дыхание и этих стен, и этих домов, и этих дворов. Ведь за этими стенами жили, в этих дворах играли, по этим улицам ходили их отцы и деды.
Еще одно. Авторское право на все, следующее ниже, защищено тем, что пишущий эти строки прожил в Ереване не одно десятилетие, а первые из них – на проспекте имени Сталина, далее Ленина, а теперь вот – Маштоца. Или, как мы уже знаем, на Проспекте.
Танцевать принято «от печки», посему со своего дома под номером 24 и начну. Заложили его в пятидесятых годах прошлого столетия, а заселяли поподъездно – по мере решимости новоселов въезжать в квартиры без толком отлаженного водо-, тепло– и электроснабжения. Спустя лет пять, а может, и шесть, все три подъезда этого скроенного по сталинской архитектуре дома, выросшего рядом с родильным, были заселены, после чего можно было осмотреться на местности.
Среда непосредственного обитания, а если шире, то и вся расположенная в пределах Проспекта действительность, представляла собой зрелище скучное и убогое. Неправдоподобный для сегодняшнего поколения ереванцев бытовой дискомфорт вполне гармонировал с унылым пейзажем за окнами дома номер 24, который по сравнению с другими был все-таки еще ничего, поскольку периодически становился достопримечательностью Проспекта, и вы ни за что не угадаете, почему.
Объясняю. Потому, во-первых, что потолок расположенного под ним магазина «Воды» был со страшной художественной силой расписан под знойное ереванское небо, а неповторимой «крем-содой» и другими прохладительными напитками торговала, как сказали бы сегодня, секс-дива по имени Арпик. И это тоже во-первых и даже, извините, более того.
Желающие попить лимонаду под нарисованным ереванским небосводом вдруг повалили косяком. Задерживались они в магазине подозрительно и подчас вызывающе долго.
Получается, красота не только спасала товарооборот, но и позволила мгновенно вывести магазин в лидеры продаж фруктовых соков, минеральной воды, а затем и пива. Последнее, однако, самым решительном образом сказалось на санитарном состоянии подъезда номер один, вследствие чего парадная дверь в него была заколочена, но почему-то на многие десятилетия вперед.
К тому времени неувядающую Арпик перевели на отстающий участок – в магазин «Соки – воды» по тому же проспекту, но рядом с популярным кафе «Козырек». Таким образом, дом номер 24 по проспекту, надо ли повторять имени кого, лишился былой привлекательности, хотя, как известно, ничто в природе не проходит бесследно. Пока то да се, в третьем подъезде дома 24 выросла и однажды проснулась безусловной красавицей наш друг и соучастник дворовых забав Лаура Варданян. Опуская дальнейшие подробности, скажу, что знакомства с «Арменфильмом» ей, ясное дело, было не избежать, однако жизнь Лауры в самом массовом из искусств оказалась скоротечной, и я не берусь сказать, кому от этого повезло больше. Но мы об этом не будем.
Здесь, однако, необходимо соблюсти справедливость и не ставить знак равенства между «фабрикой звезд» и обычным жилым домом под номером 24. Хотя считать его обычным не допускало положение некоторых в буквальном смысле ответственных квартиросъемщиков таких, например, как секретарь ЦК, военный прокурор Армении, руководители ряда трестов, главков или начальники политотдела армии, посменно проживавшие в предоставляемой на казенных началах квартире. Прежде чем выйти, наконец, на оперативный простор родной улицы, назову нескольких старожилов своего дома: Нерсесяны, Асцатряны, Бегларяны, Газаряны… – все во втором, а некоторые уже и в третьем поколении. Дай вам Бог!..
…Если въехать на Проспект со стороны крытого рынка, оставить за собой музей современного искусства и повернуть затем налево, то окажемся мы на Маисян – в некотором роде довеске к Проспекту, мало чем примечательном, если бы на этой тихой неприметной улочке не находился ОРУД (Отдел регулирования уличного движения) – предтеча современного ГАИ. В отсутствие светофоров даже на главной магистрали Еревана значимость регулировщика тех лет была сопоставима с мифологическими персонажами уровня легендарного Дедала или его сына воздухоплавателя Икара.
Если кто Вардгеса видел, тот не забудет никогда. Этот, то ли старший, то ли младший сержант чаще всего стоял на пересечении Проспекта с улицей Баграмяна, но слово «стоял» здесь самое неудачное. Показывая, кому куда ехать, где и сколько ждать, Вардгес исполнял что-то наподобие танца с саблями, а когда надо, то и маленьких лебедей одновременно. Это был гимн правопорядку, триумф воли и справедливости, трепетный, как песня о Буревестнике, порыв вдохновения, и плевал он на то, что по Проспекту тех времен проезжало от силы с полсотни автомобилей в час. Словом, это был Вардгес, и если рядом кого-нибудь поставить, то единственно – милиционера Андрея. Но впопыхах об Андрее нельзя.
