Роберт Мейсон - Цыплёнок и ястреб
В лагере, повидав столько смерти, я стал нервничать. Я слышал, что двое пилотов попались на земле.
Нэйт с Кайзером отправились им на выручку. Нэйт почти плакал, когда рассказывал нам в Большой Верхушке о том, что случилось.
— Мудаки проклятые. Их сняли с задания, чтобы они вернулись за топливом. Но вы же знаете Пэйстера и Ричардса: типичные пилоты ганшипов. Они с чего-то взяли, что со своими пулеметами станут неуязвимы. В общем, по пути обратно они встретили то ли ВК, то ли НВА, короче, кого-то на земле и решили атаковать. Никто не знает, сколько они там летали, потому что вызов по радио они сделали, только когда в них попали. Минут через десять, когда прилетели мы с Кайзером, «Хьюи» просто стоял на поляне и все выглядело нормально. С нами были два ганшипа, они покружили и огня не встретили. Мы приземлились за вертолетом. Когда сели, я увидел, что с дерева свисает красная масса мяса. Оказалось, это Пэйстер, его повесили за ноги и сняли кожу. Вокруг никого не было. Ганшипы продолжали кружить, позади нас сел даст-офф. Я вылез, Кайзер остался в машине. Выскочил медик, мы побежали вместе.
Нэйт все хлопал по нагрудным карманам в поисках своей трубки. Так и не нашел.
— Кожа Пэйстера свисала полосами, закрывая ему голову. Эти мрази даже хуй ему отрезали. Похоже, с Ричардсом они только начали, потому что мы нашли его полуголым в сотне футов, в слоновой траве. Голову ему почти отрезали.
Бледный Нэйт на секунду сделал паузу.
— Я чуть не сблеванул. Мы с Ричардсом вместе пошли в летную школу. Медики сняли Пэйстера, положили в мешок, — Нэйт покачал головой, борясь со слезами. — Помните, как Ричардс всегда хвастался, что умеет выживать в джунглях, если собьют? Блин, он ведь даже пошел в школу выживания в джунглях, в Панаме. Если кто и мог уйти живым, так это Ричардс.
История Нэйта тяжело на меня подействовала. Я вспомнил Ричардса и его нашивку школы выживания в джунглях. Эксперт по джунглям, большое дело. Это дало ему сотню футов, чтобы уйти от врага. Вся подготовка прямо на свалку. При мысли о том, насколько она оказалась напрасной, у меня на глаза навернулись слезы.
Темп оставался лихорадочным. На следующий день было проведено несколько атак на меньшую по размерам зону рядом с «Рентгеном», чтобы расширить наш фронт против АСВ. Фаррис занял командирскую машину в группе ротного размера, составленной и из «Змей», и из «Священников». Мы направлялись к небольшой зоне, на три вертолета. Своим пилотом он выбрал меня.
Фаррис и я должны были быть в первой группе из трех машин, которая выполнит посадку. Позади нас вытянулась рота — каждый вертолет нес восьмерых «сапог».
Как командир, Фаррис мог выбирать, какой вертолет в тройке ему занять. Он выбрал второй. Теория, возникшая еще при зарождении воздушного штурма, утверждала, что командир, предположительно, будет иметь лучшее представление о происходящем, находясь в середине или даже в конце строя. По-настоящему большие командиры летали над нами на большой высоте, чтобы видеть все. Кажется, это был первый раз, когда я вел командирскую машину и я полностью нацелился на выживание. Я был бы очень не прочь возить командующего бригадой на высоте в 5000 футов, или Уэстморленда до его сайгонских апартаментов. Удивительно, о скольких разных вариантах я успел передумать.
В ходе штурмов мы обычно привлекали огонь, начиная с 1000 футов, иногда с 500. На этот раз такого не произошло.
На 500 футах мы шли по прямой к открытому месту, а дым от предварительного удара медленно поднимался в неподвижный воздух. Похоже, это был тот самый случай, когда огневая подготовка действительно сработала: в зоне высадки все были убиты. Я надеялся, что так и есть.
Отгоняя чувство ужаса, я машинально проверил направление дыма, чтобы узнать ветер. Никакого. Мы зашли с востока, группами по три, чтобы сесть на небольшую площадку. Но было слишком тихо!
На 100 футах над деревьями, когда мы приближались к ближнему концу зоны, стрелки «Желтого-1» открыли огонь. Они били по деревьям на краю открытого места, по кустам, по всем местам, где мог затаиться враг. На огонь никто не отвечал. Два ганшипа с флангов открыли огонь из пулеметов на подвесках, выплевывая дым. В ушах у меня зазвенело, когда мои собственные бортовые стрелки присоединились к остальным. Я жаждал иметь свою собственную гашетку. Пространство зоны разрывало столько пуль, что, казалось, никто на земле не сможет выжить.
Когда мы приблизились к земле, ганшипы должны были прекратить огонь, чтобы нас не задело рикошетами. Все еще никакой стрельбы в ответ. Может, они все убиты! Или это не то место?
Адреналина во мне было много и я чувствовал малейшее движение вертолета. Я ждал, когда полозья коснутся земли и он пошатнется от того, что «сапоги» начали выпрыгивать. Позади меня они рычали и покрикивали, накачивая себя перед боем. Я слышал их рявканье сквозь весь шум. До сих пор могу слышать. Моя посадка была согласована с ведущей машиной, и как только полозья коснулись земли, ее коснулись и ботинки рычащих солдат.
В то же мгновение регулярные части Севера решили захлопнуть ловушку. По трем вертолетам и разгрузившимся «сапогам» был открыт перекрестный пулеметный огонь минимум с трех направлений. Зона внезапно заполнилась визгом пуль. Я сжал ручку управления, невольно подавшись вперед, готовый к взлету. Я подавлял свою логическую реакцию: немедленно взлететь. Машина приподнялась на полозьях, готовая сорваться моментально. Поехали! Фаррис орал по радио «Желтому-1», чтобы тот взлетал. Он не двигался.
«Сапоги» даже не добрались до деревьев. Они выскочили с яростными криками, но теперь лежали вокруг нас, умирающие и мертвые. Винты ведущего вертолета еще вращались, но люди внутри него не отвечали. Я увидел, как впереди нас от попадания пуль ударили фонтанчики песка. Мой желудок напрягся, желая остановить их. Наши стрелки стреляли по призракам в деревьях поверх залегших «сапог».
В моей голове наступила странная тишина. Все казалось таким далеким. Под грохот пулеметов, крики «сапог» о том, что все убиты, вопли Фарриса, приказывающего «Желтому-1» взлетать, я думал о пулях, проходящих сквозь плексиглас, сквозь мои кости и внутренности, сквозь вертолет и никогда не останавливающихся. В тишине эхом раздался голос. Это был Фаррис:
— Пошел! Пошел! Пошел!
Я отреагировал так быстро, что «Хьюи» подскочил рывком. Такое чувство, что «Хьюи» работал на моем адреналине. Я резко наклонил нос, чтобы быстро набрать скорость. Отклонился вправо к мертво застывшему ведущему вертолету, все еще стоящему на земле. Стрелки с обоих бортов продолжали вести огонь. Трассеры, летящие в меня, теперь казались ливнем. Как только они могли промахнуться? В детстве я изобрел игру: уклоняться от капель летних дождей. Но в конце концов они в меня попадали.
