Серафима Чеботарь - Сильные женщины. От княгини Ольги до Маргарет Тэтчер
Последний раз Раневская вышла на сцену 24 октября 1982 года – в спектакле «Дальше – тишина». Она ушла из театра тихо, без банкетов или скандалов: просто написала заявление и ушла. Как она сказала, «надоело симулировать здоровье». Она устала ждать новых ролей: «Мне осталось жить всего сорок пять минут. Когда же мне все-таки дадут интересную роль?» За 50 лет в московских театрах она сыграла только 17 ролей. Когда ей прислали пьесу Джона Маррелла «Смех лангусты» о последних днях жизни Сары Бернар, Раневская сначала загорелась, а потом сказала: «Я не буду играть. Я видела Сару Бернар на сцене… Я не смею ее играть».
Весной 1984 года у Фаины Георгиевны опять был инфаркт, потом – пневмония… 20 июля ее не стало.
Ее похоронили на Донском кладбище, рядом с сестрой. Гениальную актрису, которая, по ее собственным словам, не сыграла и четверти тех ролей, которые должна была сыграть. Одну из немногих, чья память надолго пережила их самих…
Лени Рифеншталь
Триумф воли
Она была великим режиссером, оставившим в наследство тем, кто подвергал ее нападкам и гонениям, свои прекрасные фильмы и фотоработы, множество технических новшеств, взятых на вооружение ее последователями. А еще она была маленькой хрупкой женщиной с очень трудной судьбой и железной волей…
Эта маленькая хрупкая женщина со стальным характером прожила долгую жизнь, полную взлетов и падений, она была вхожа в высшие эшелоны власти Третьего рейха, считалась «кинематографистом № 1» в гитлеровской Германии, а потом была вынуждена доказывать свою невиновность и отстаивать свое право на собственное видение мира. Ее обвиняли во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях: в пропаганде фашизма, в сотрудничестве с национал-социалистами, в дружбе с Йозефом Геббельсом и даже в любовной связи с Адольфом Гитлером. Она продолжала утверждать, что ни в чем не виновата. Она прошла через пятьдесят судебных процессов, и каждый раз ей удавалось склонить судей на свою сторону. Судей, но не общественное мнение.
В 1986 году вышла книга ее мемуаров, которые, как она надеялась, должны были поставить точку в спорах вокруг ее имени. Эпиграфом к своим воспоминаниям она взяла известную фразу Альберта Эйнштейна: «Обо мне опубликовано столько откровенной лжи и досужих сплетен, что я уже давно покоился бы в могиле, если бы обращал на них внимание.
Следует утешаться тем, что через сито времени большая часть ерунды стекает в море забвения». Эта книга (надо сказать, весьма субъективная, как любые мемуары) лишь подлила масла в огонь.
Берта Хелена Амалия (или просто Лени) Рифеншталь родилась 22 августа 1902 года в одном из рабочих кварталов Берлина. Ее отец Альберт Рифеншталь владел небольшой фирмой, занимавшейся установкой отопительных систем, а мать – Берта Рифеншталь, урожденная Шербах – была неплохой портнихой и по мере сил и возможностей обшивала соседей и знакомых, помогая мужу зарабатывать на жизнь. Семейство никогда не бедствовало, но и больших денег в доме тоже не водилось. Через два с половиной года после рождения Лени Берта родила мальчика, которого окрестили Хайнцем.
Шло время, дети росли, и становилось все более и более заметна серьезная разница в их характерах: насколько Лени была сорванцом и «возмутителем спокойствия», настолько же ее младший брат рос тихим и спокойным ребенком, настоящей «серой мышкой».
В четыре года Лени всерьез заинтересовалась танцами и актерством, стала сочинять свои первые стихи, а в пять девочка научилась плавать, и с тех пор вода стала ее стихией. Чуть позже, когда ей исполнилось двенадцать, она вступила в местный плавательный клуб (после неудачного падения на воду плашмя с пятиметровой вышки занятия в клубе пришлось надолго прекратить), встала на роликовые и ледовые коньки. С тех пор ее «показательные выступления» в ближайшем парке часто собирали толпу зевак и иногда даже заканчивались вызовом полиции.
Параллельно с этим Лени брала уроки фортепиано – в те времена для девочек из хороших семей практически вменялось в обязанность владеть инструментом – и стала членом гимнастического союза (после еще одного несчастного случая отец категорически запретил ей заниматься гимнастикой). И каждый раз новое увлечение становилось смыслом ее существования, поглощало ее без остатка – в этом была вся Лени. Но надо отдать ей должное, к каждому из своих интересов девочка подходила весьма серьезно. И в этом тоже начала проявляться одна из черт характера «стальной Лени».
В 1918 году Лени блестяще окончила Кольморгенский лицей в Берлине. Лишь одно омрачало радость родителей: одна из лучших учениц школы, их дочь принципиально не собиралась исправлять свое «удовлетворительно» по поведению. К чему? Она такая, какая она есть, и с этим уже ничего не поделать.
В том же году Лени волей случая оказалась среди учениц школы танцев фрау Гримм-Райтер. Очарованная кинематографом и грезящая съемками, она пришла туда по объявлению о наборе девушек в массовку нового кинофильма. В кино она тогда так и не попала, а вот уроки танцев стали для нее настоящим мощным толчком не только в карьере, но и во всей ее последующей жизни. Отец не раз выказывал свое резко отрицательное отношение к сцене вообще и к женщинам сцены в частности, полагая всех их если не проститутками, то чем-то сродни тому. И уж свою-то дочь Альберт Рифеншталь ни за что не пустит на подмостки!
Именно поэтому отцу было решено ничего не сообщать. Во-первых, Лени не собиралась на сцену. Ей просто хотелось танцевать. А во-вторых, чтобы избежать скандала, поскольку Альберт, хорошо знавший характер своей дочери, уже пообещал однажды «выбить из ее головы дурь стать актрисой». Для этого он заставил ее посещать одну из лучших в Берлине школ домоводства. Лени подчинилась – настаивать было бы глупо, – но мечтать об экране не перестала и продолжила танцевать.
Избежать скандала не получилось. Несколько месяцев, держа отца с молчаливого согласия матери в полнейшем неведении, Лени четырежды в неделю посещала школу танцев. Она делала большие успехи, и однажды ей представился случай попробовать свои силы на настоящей сцене, заменив заболевшую танцовщицу. Успех был оглушительный, но среди публики случайно оказался один из близких друзей отца. На следующий день он не преминул поздравить Альберта с удачным выступлением дочери.
Ярость отца была неописуемой. Он замкнулся в себе, перестал разговаривать с женой и дочерью, а потом нанял адвокатов по разводам. Лени пыталась что-то предпринять, уговорить отца не разводиться, клялась, что забудет о сцене, но единственное, что услышала в ответ, это: «Поедешь в пансион в Тале. Решение окончательное».
