Николай Непомнящий - Великие пророки современности
— Тайбеле, зачем вы повторяете этот идиотский стишок про попа и собаку? Вы разве не знаете никаких других?
Я была поражена, а его жена оставалась спокойной. Впрочем, вскоре я тоже успокоилась. Впоследствии стала замечать, что всегда обретаю в присутствии Мессинга душевный покой и умиротворенность и никакие дурные мысли не посещают меня.
Следующие несколько дней моей командировки мы провели вместе. Мне казалось, что я не в тягость этой паре. Но настоящими друзьями мы стали только через несколько месяцев.
Я работала над пленкой, т. к. всегда старалась сделать фотографии на месте, чтобы понять, насколько хорошо они получились, и в крайнем случае переснять. Тут раздался стук в дверь. Это была Аида, которая попросила, чтобы я прервала свою работу на минуту, когда увижу, что Вольф вышел из комнаты. Позже я зашла к ней, удивленная такой просьбой. Она успела только сказать, что страдает серьезным заболеванием, как вернулся Вольф.
— Что случилось? — спросил он у жены. — Ты плохо себя чувствуешь?
Он был так возбужден, что даже не поздоровался со мной. Аида молчала.
— Аидочка, ты должна пойти к специалисту, — сказал Вольф. — Не шути с этим.
Но жена не слушала. Тогда Вольф произнес фразу, которую я впоследствии не раз услышу от него:
— Это не Вольфочка говорит, а Мессинг!
Так Вольф говорил о себе, когда имел в виду свое шестое чувство.
Из воспоминаний Вольфа Мессинга
«Я родился в России, точнее, на территории Российской империи, в крохотном еврейском местечке Гора-Калевария близ Варшавы. Произошло это 10 сентября 1899 г., так начал он свои воспоминания. — Трудно сейчас представить и описать жизнь такого местечка — однообразную, скудную, наполненную предрассудками и борьбой за кусок хлеба. Гораздо лучше меня это сделал в своих произведениях великий еврейский писатель Шолом-Алейхем. Этого удивительного человека, так великолепно знавшего жизнь и чаяния еврейской бедноты, я любил с раннего детства. С первой и, к сожалению, единственной нашей личной встречи. Тогда ему, уже прославленному писателю, остановившемуся проездом в наших местах, демонстрировали меня, девятилетнего мальчика, учившегося успешнее других. Помню его внимательный взгляд из-под очков, небольшую бородку и пышные усы. Помню, как он ласково потрепал меня по щеке и предсказал большую будущность.
Нет, это не было предвидением. Просто Шолом-Алейхем верил в неисчерпаемую талантливость народа и в каждом втором мальчике хотел видеть будущее светило. Эта вера отчетливо проявилась и в его книгах, проникнутых теплым отношением к простым людям. Вспомните хотя бы роман „Блуждающие звезды" Конечно, с его новеллами, романами и пьесами я познакомился значительно позднее. Но каждый раз, когда я открываю иные страницы его книг, меня охватывают впечатления раннего детства. Вот к этим волшебным страницам одного из самых любимых моих писателей я и отсылаю своего читателя, чтобы он представил жизнь еврейского местечка, в котором я появился на свет и прожил первые годы своей жизни».
От этих первых лет у Мессинга не так уж много осталось в памяти. Маленький деревянный домик, в котором жила его семья — отец, мать и четыре брата. Сад, в котором целыми днями возился с деревьями и кустами отец и который им не принадлежал. Но все же именно этот сад, арендуемый его отцом, был единственным источником их существования.
Отец, братья, все родственники погибли в Майданеке, в Варшавском гетто. Мать умерла еще раньше от разрыва сердца. И у него не осталось даже фотокарточки от тех лет. Ни отца… ни матери… ни братьев…
Вся семья — тон этому задавали отец и мать — была очень набожной, фанатически религиозной. Все предписания религии исполнялись неукоснительно. Бог в представлениях его родителей был суровым, требовательным, не спускавшим ни малейших провинностей. Но честным и справедливым.
Позже Вольфу рассказывали, что в самом раннем детстве он страдал лунатизмом. Якобы мать однажды увидела, как он во сне встал с кровати, подошел к окну, в которое ярко светила луна, и, открыв его, попытался влезть на подоконник… «Излечили меня, — опять же по рассказам, — корытом с холодной водой, которое в течение некоторого времени ставили у моей кровати. Вставая, я попадал ногой в холодную воду и просыпался. Какова доля правды в этом сообщении, установить не берусь, но я дал обещание ни о чем не умалчивать. Может быть, какой-нибудь на первый взгляд совсем малозначащий эпизод окажется для кого-нибудь из специалистов, прочитавших это, наиболее интересным и важным».
Когда Вольфу исполнилось шесть лет, его отдали в хедер. Это слово не много говорит современному читателю. Но ведь три четверти населения царской России были вообще неграмотными. И люди ниже среднего достатка, да еще в бедном еврейском местечке, могли учить своих детей только в хедере — школе, организуемой раввином при синагоге. Основным предметом, преподаваемым там, был Талмуд, молитвы из которого страница за страницей дети учили наизусть.
«У меня была отличная память, и в этом довольно-таки бессмысленном занятии — зубрежке Талмуда — я преуспевал. Меня хвалили, ставили в пример. Именно эта моя способность и явилась причиной встречи с Шолом-Алейхемом. Но общая религиозная атмосфера, царившая в хедере и дома, сделала меня крайне набожным, суеверным, нервным».
Отметив набожность и способность Вольфа к запоминанию молитв Талмуда, раввин решил послать его в специальное учебное заведение, готовившее духовных служителей, — иешибот. У родителей и мысли не появилось возразить против этого плана. Раз раввин сказал, значит, так надо! Но Вольфу отнюдь не улыбалась перспектива надеть черное платье священнослужителя.
Мальчик наотрез отказался идти после окончания хедера в иешибот. С ним сначала спорили, потом отступились. И тут произошло первое и единственное в его жизни чудо, в которое он верил довольно долго.
Однажды отец послал его в лавку за пачкой папирос. Время было вечернее, солнце зашло, и наступили сумерки. К крыльцу своего дома он подошел уже в полной темноте. И вдруг на ступеньках выросла гигантская фигура в белом одеянии. Вольф разглядел огромную бороду, широкое скуластое лицо, необыкновенно сверкавшие глаза… Воздев руки в широких рукавах к небу, этот небесный вестник произнес:
«Сын мой! Свыше я послан к тебе предречь будущее твое во служение Богу. Иди в иешибот! Будет угодна Богу твоя молитва…
Нетрудно представить себе впечатление, которое произвели эти слова, сказанные громоподобным голосом, на нервного, мистически настроенного, экзальтированного мальчика. Оно было подобно вспышке молнии и удару грома. Вольф упал на землю и потерял сознание… «Очнулся — надо мной громко читают молитвы склонившиеся отец и мать. Помню их встревоженные лица. Но едва я пришел в себя, тревога родителей улеглась. Я рассказал о случившемся со мной. Отец внушительно кашлянул, произнес: „Так хочет Бог… Ну, пойдешь в иешибот?" Мать промолчала.
