Татьяна Воронецкая - Леонид Филатов
...Проблема не только русских артистов, вообще, но русских прежде всего, видимо, во-первых, нет того, западного уровня благополучия... Скажем, человек отдыхает во всем мире, иначе чем в России где ничего кроме водки не придумано. А усталость... А количество получаемых денег, заработанных и насыщенный трудом день и скитания по гостиницам не высшего качества – все предполагает... и что... не спится. Каким образом отдыхать? Человек даже не пьющий: сначала полстаканчика, полстаканчика... вот и... какое-то время... он не понимает... любой здоровый человек, даже предупрежденный, не понимает, что это не может длиться вечно. Но, год так продержитесь, даже сил уже остается в три раза меньше. Человек устает, а уже привычка. Так что очень многие артисты наши спивались и это не секрет. Это трагедия как бы наша, искусства нашего актерского вообще. И на Западе пьют очень сильно. Кто пьет, кто колется. Человек, все время изображающий другого, чужие эмоции, чужие страсти – он стареет быстрее, чем люди других профессий. Это эмоциональное полустрессовое состояние – оно диктует свои условия. Я не оправдываю артистов, хотя уверен, что в Росси пьет все общество. Инженеры пьют не меньше актеров. Но артисты – люди на виду. Артисты выпивают, – значит пьяницы. Все они, пьяницы. Что не совсем так. Но спорить с этим – неохота, потому, что подтверждение обратному тоже есть.
...Я не очень имею право рассуждать на эти темы... церкви, поскольку имею о ней самые общие, самые литературные общекультурные сведения. Я считаю, что роптать на жизнь – это роптать на Бога. А роптать на Бога – это грех всегда. Как бы жизнь включает и такие моменты как болезнь и смерть. Нельзя, потому что как бы мы вот рассуждаем так по-людски: ну бандиты ходят, убийцы, сколько людей убили, а живут. Но мы же не знаем, какой Бог. И что это за субстанция. Счеты могут быть самые разные. И почему Бог щадит, как бы оставляя на земле убийцу – откуда мы знаем, что Он щадит? Мы не знаем. Потом как бы это долгий такой разговор. Про небеса и как бы это все я включаю в сферу своего жизненного внимания. Не только православный человек, повторяю, я про это мало знаю... на эту тему рассуждать, но... думаю, что жизнь идет справедливо по отношению ко всем. Вопрос социальный-не социальный – это да, вопрос это уже земной. ... Какие-то магистральные вещи они как бы уже назначены, как бы грех... да, и грех, и глупо говорить, а что же мне-то – представляете – сколько людей тогда будет на планете – мне за что? А кто ты такой – хочется спросить. Правильно тебе. И тебе. А ты чем лучше? Задавал себе вопрос? Не задавал, оказывается, нет, он считал, что он приличнее, он хорошо живет. А покопаться в памяти – каждый найдет – за что. Так не надо вопить – за что?! Подумай – и поймешь – за что...
...Не очень удобно, но как бы из приобретений – наверное терпимость. Терпимость.
...Достоверно знаю я, что «инженером» я себя не ощущаю, не ощущал и не буду ощущать никогда. А конструирует – опять же Господь. Никакие инженеры человеческих душ ничего не конструируют.
...Я понимаю, что живем в стране с таким культурным контекстом, где и Пушкин, и Тютчев, и Блок, и Пастернак – и еще иметь намерение кого-то просветить в своем художественном творчестве... Я делаю это, потому что мне это как бы занятно, заполняет мою жизнь. А других претензий нет...
...Мои реакции на сегодняшние новаторства весьма консервативны. Не думаю, чтобы я имел отношение к староверству. Все-таки староверы – это люди определенным образом воспитанные. Это к генетике как бы никакого отношения не имеет. Видимо в роду у меня были люди и такие, довольно нетерпимые, довольно жесткие, и вспыльчивые. Бабушка, моя покойная, уж точно была такой. Надо хорошо знать свои генеалогии, а я знаю плохо.
...Я про это плохо понимаю, плохо понимаю. Я только знаю, что многие наш национальный путь визуально видят так: босыми, по траве, с хоругвями, по росе куда-нибудь... В крайних выражениях я не сторонник ни тех, ни других. Не сторонник Аксакова, не сторонник Чаадаева. Я назвал две фигуры, которые определяют эти крайние точки. Мне противны как бы такие славянофилы с кусками борща в бороде, которые непременно босиком по пашне, понимаешь, не симпатичны. И такие западники, которые говорят, что новое поколение выбирает пепси-колу. Это тоже мне отвратительно.
...Я думаю, человек, какой бы он ни был – не может стоять в какой-либо позиции по поводу смерти. Это смерть может стоять в определенной позиции по поводу человека. Тут надо говорить не о смерти, ибо мертвым еще ни разу не был. Полумертвым был, но мертвым – никогда. Поэтому мне трудно говорить... Надо говорить о Боге. То есть бессмертна ли душа, есть ли какая-то жизнь после смерти, если грубо, или нет? Уверен, что есть. Есть, конечно. Ну как бы весь пейзаж за окном, без Бога. Такого представить себе нельзя.
...Бог есть, загробная жизнь. Люди безграмотные даже, дремучие, допускающие над собой существование Бога, наличие Бога – они все верят в бессмертие души... Я верил, но... на разных этапах как бы с разной степенью допущения. А сейчас верю абсолютно. и не верю... наоборот даже, не верю, что эта стажировка грязная на пятачке здесь – это есть жизнь? Это все? Да как же так? Так не может быть просто. Это как бы репетиция. Это жизнью всей быть не может. Черновик. Другой вопрос, что лучше бы черновики тоже писать почище. Без клякс...
...Двадцать лет уже прошло, со дня смерти Володи Высоцкого. А было как вчера. Само сообщение о смерти Володи, оно не оглушило меня, потому что я... не поверил. Много ходило слухов, ...что Володя повесился, порезал вены, в общем – умер... все ерунда, даже на эту тему ходили шутки, что когда про артиста говорят, что он умер, это вроде к добру – долго будет жить. Поэтому и в этот раз как-то отнесся спокойно. Только когда увидел его в гробу... Мы друзьями не были и как бы близкими людьми не были, но... меня, в общем, оглоушило, как всех, видимо это тот случай, когда человека начинаешь ощущать по-настоящему только в виду его отсутствия. Похороны проявили, что такое был Володя для страны. Похороны. Для всех, не побоюсь сказать, думаю, даже для жены Марины и для родителей. Было понятно – талантливый, знаменитый, но как бы истинных масштабов никто не понимал. Только смерть это проявила. Передача – «чтобы помнили» – простой толчок. Как-то вот началось перестроечное время, и хором загалдели молодые люди, не знающие своей истории, что было в прошлом, имеется в виду в советском, – это все плохо. И как бы это не дало мне покоя. Ну, как это все? А Платонов, а Булгаков? А Пастернак? Дай Бог, в сегодняшнее, в несоветское время того, хотя бы одного, хотя бы вполовину этих масштабов талант – нет. Как можно говорить – это была, в общем, ужасная жизнь, а эта вроде – хорошая. Жизнь – такая мощная вещь, что ее нельзя делить на режимы. Как сказал Кушнер, «времена не выбирают, в них живут и умирают...». И тогда было солнышко и красивые женщины, была любовь... Люди жили, страдали, умирали. Я понимал, я не обольщался ни секунды, что получасовая передача может заставить не забыть этих людей. Нет, ерунда. Но хоть что-то, хоть для семьи, для близких, для родных... родные же пишут письма: спасибо Вам, что вот страна, наконец, вспомнила. Люди наивные... думают, что страна вспомнила. Они же не могут предположить, что это пятеро сумасшедших, которые делают передачу. Надо сказать, что я давно уж не работаю в полной мере над «Чтобы помнили». Работают уже другие люди. У меня группа. Я долгое время работал с редактором Людмилой Гордиенко. Замечательно работал. Фактически со времени моей болезни она все взяла на себя. Хлопоты творческие и административные, все. И сейчас работает новый редактор Елена Тимошина, тоже замечательно работает. Оператор, осветители, звукооператоры – такие толковые, очень сердечные, совестливые люди. Так что передача уже не на мне. Я как бы родоначальник, но продолжают уже другие. Да и вообще такую задачу ставить – это не в силах одного человека в принципе, не в силах одной человеческой жизни – нельзя эту тему объять. Об ушедших. Ибо они уходят каждый день: и сегодня, и будут уходить завтра. Так будет еще долго, так будет всегда. Эта передача, к несчастью, вечна...
