Макс Гофман - Война упущенных возможностей
Против решения наступать ни один военный критик ничего не может возразить. Вопрос лишь в том, выдерживает ли критику самое выполнение, и тут надо указать на две слабые стороны. Во-первых, наступление не было сосредоточенным в пункте, намеченном для прорыва, и, во-вторых, не были введены в дело все имевшиеся боевые силы. Избранной для наступления позицией было южное крыло английских войск к северу от Соммы; против этого пункта и нужно было бросить все наличные силы. Вместо этого наступление было произведено и к северу, и к югу от Соммы.
Появившаяся в 1922 году брошюра капитана Райта под заглавием «Как это было в действительности» показывает нам, что германское мартовское наступление все же было очень близко к победе и что мы лишь на волосок были от решительного исхода войны в нашу пользу. Но так как нам не удалось взять Амьен и тем разъединить линию английских и французских войск, то мы лишь вплотную подошли к победе, но не могли ее одержать. Судьба нашего наступления была такова же, как и многочисленных неприятельских наступлений: оно лишь вдавило фронт противника, но пробить его не смогло.
Войска, находившиеся в распоряжении Верховного командования весной 1918 года, были, бесспорно, хороши. Доказано, что коммунисты и социалисты всеми средствами старались подорвать моральное состояние войск. Однако по свидетельству сотен офицеров, которых я по этому поводу опрашивал, весной 1918 года в войсках еще не чувствовалось серьезного влияния этой агитации. Хуже обстояло дело в тылу. Распространявшийся тут яд, правда, медленно, но все же проникал в войска, и только под впечатлением длительных тяжелых боев летом 1918 года наступило разложение, которое привело к крушению самой доблестной армии в мире.
Когда Верховное командование убедилось, что оно не может взять Амьен и что, следовательно, прорыв не удастся, оно должно было бы понять, что решительной победы на Западном фронте ожидать уже нельзя. Если не удалась эта первая попытка, предпринятая с лучшими боевыми силами, то оно должно было себе сказать, что дальнейшие наступления, которые пришлось бы вести со все более и более слабыми силами, не имеют никаких шансов на успех. В тот самый день, когда Верховное командование приказало приостановить наступление на Амьен, оно обязано было обратить внимание имперского правительства на то, что нет никаких шансов закончить войну на Западном фронте решительной победой и что пора завязать мирные переговоры.
Возможно ли было заключить в апреле 1918 года достойный мир, я не знаю, но думаю, что это было возможно. Во всяком случае, он был бы лучший, нежели Версальский. Как бы то ни было, дальнейшие наступления должны были быть приостановлены. Они стоили нам страшных потерь в людях и снаряжении, которых мы больше не могли возместить. И тогда было еще не поздно осуществить планы командования Восточным фронтом насчет России. Мне кажется по меньшей мере сомнительным, чтобы у народов Антанты хватило энергии настаивать на продолжении войны, если бы мы создали в мае и июне новое правительство в России и, заключив с ним союз, держались бы оборонительной тактики на Западном фронте; наше же правительство сделало бы мирное предложение, которое гарантировало бы восстановление Бельгии и, может быть, пожертвовало бы некоторыми частями Лотарингии.
Продолжение наступления требовало мероприятий, опасных для боеспособности и морального состояния войска. Требования к отдельным дивизиям становились чрезмерно велики, время, в течение которого некоторые из них должны были бессменно оставаться в передовых линиях боевого фронта, было слишком длительно. Хороших пополнений больше не было, и Верховное командование набирало людей отовсюду и составляло пополнения, считаясь только с численностью и не принимая во внимание никаких других соображений. Таким образом были выбраны все солдаты младших возрастов из восточных дивизий и переправлены на Западный фронт. Особенно сказывался этот недостаток в обученных артиллеристах: из батарей Восточного фронта были взяты все сколько-нибудь способные к службе люди.
Я того мнения, что именно эта переброска отдельных солдат из войсковых частей Восточного фронта на Западный имела роковые последствия. Большевистская пропаганда оказывала, несомненно, влияние на армию. Если старая дисциплина объединяла еще войска, если еще можно было положиться на войсковые единицы в целом, то уже нельзя было, к сожалению, помешать тому, что отдельные люди, недовольные тем, что их вырвали из своих частей и со спокойного фронта послали на новые бои, распространяли яд большевистских теорий, с которыми они познакомились на востоке. Таким образом проникали в армии, сражавшиеся на Западном фронте, элементы разложения, встречавшие особо благоприятную почву в солдатах, переутомленных длительными тяжелыми боями.
Подобно тому, как генерал Людендорф отказался признать, что после неудавшегося мартовского наступления германские войска потеряли последние шансы на победу, точно так же он закрывал глаза на грозные признаки на фронтах наших союзников. Хотя в апреле и мае турки еще могли отбивать атаки под Иерусалимом и удержали свои позиции, однако перевес англичан с каждым днем становился чувствительнее.
Маршал Лиман фон Сандерс ясно предвидел события, которые неизбежно должны были наступить осенью. Объяснив положение дел, он просил помощи, но Верховное командование не отозвалось. Так же мало внимания обратило оно и на многочисленные предостережения, шедшие с болгарского фронта. Для большого наступления на западе с македонского фронта были взяты почти все германские войска, составлявшие основу этого фронта, за исключением немногих батальонов. Несомненно, что германская победа на западе поддержала бы и болгарский фронт; но так как победы этой не последовало, то Верховное командование должно было по крайней мере летом 1918 года подумать о том, чтобы послать на болгарский фронт другие германские войска. Их было достаточно на Восточном фронте, и если даже дивизии Восточного фронта, состоявшие из ландвера и ландштурма, непригодны были для боев на Западном фронте, я уверен, однако, что на болгарском фронте они исполнили бы свой долг.
Так мы неминуемо шли к гибели. К тому следует прибавить, что в стране никто еще и не подозревал о серьезности положения.
Донесения Верховного командования об одержанной после мартовского наступления победе, почести, возданные лицам Верховного командования и участвовавшим в этих боях командирам, поселили не только в народных массах, но и в войсках уверенность, что все обстоит благополучно. Мы – и даже командующий Восточным фронтом – ничего не знали о тяжелых потерях, которых стоило это наступление, мы не знали, что Германия более не в состоянии их покрывать. Войска были убеждены, что в худшем случае западные армии сумеют удержаться на своих позициях. И мне положение дел стало ясно только в течение лета.
