Джерри Бутлер - Непристойный талант, или Исповедь мужчины-порнозвезды
Обычно, я приходил домой после съемок и отчаянно пытался найти свою собственную реальность. На своей старой квартире в Лос-Анджелесе у меня были мои игрушки и различные игры, например «Мышеловка», «Монополия» и «Леденцовая страна», также как маленькие куклы и клоуны. Я возвращался домой, в свой придуманный мир, который помогал мне оставаться здоровым. Мои игрушки были осколками той жизни, которая имела для меня значение. Когда я возвращался домой, мне надо было увидеть их. Эти предметы возвращали меня к моим корням.
Я — ребенок, беззащитный маленький ребенок. Я могу встретиться лицом к лицу с крепкими ребятами на улице, но я могу и остаться в детской и играть с Большой Птицей. Вчера вечером, например, я прекрасно провел время, борясь с маленькой дочкой Лизы.
Надеюсь, я приносил людям счастье. Мне нравится думать, что я затронул те аспекты порнографии, которые никто раньше не рассматривал. Я не просто парень, который трахает женщин. Я оказался способным найти душу в сыгранных мной ролях, и поэтому многие продюсеры и режиссеры боялись нанимать меня. Я был не просто пенисом. Я добавлял искренность и творчество, что и пугало их. В порно, вы просто даете кому-то 15 000 долларов и пачку для бумаг, и вот он уже директор. Трахаться в фильме гораздо сложнее.
Я потратил годы. Я потратил всю свою жизнь. Я потратил свою боль. Я истекал кровью. Я получал шрамы, чтобы доказать это. Знаете ли вы, что, по крайней мере, половина моих ролей в порно были импровизацией? Составленною только мной? Я получал сценарий, просматривал его и затем выбрасывал в мусорную корзину. Режиссеры обычно злились на мое фривольное отношение, но когда они видели результат на пленке, они приходили в восторг — но это не имело значения, потому что в конце концов, они все равно получали деньги, была ли моя роль цветной или черно-белой. Они были уже счастливы, когда мой пенис твердел и я мог трахать. Но я еще добавлял краски. Я привнес радугу в бизнес, в свои роли, на видео, в восторг зрителей. Лишь некоторые режиссеры хвалили меня, а большинство все, что я делал, приписывали себе.
Я понимаю, что не смог бы сделать этого в Голливуде десять лет назад, даже если бы кто-то поверил в меня. У меня не было хватки в игре, и, что важнее, в жизни. У меня были инструменты и коробка для них, но я не знал, как их правильно разложить.
Все изменилось, когда я встретил Лизу. Теперь я смотрю на секс по другому, даже несмотря на то, что я все еще использую его, что бы заработать на жизнь. Я просто участвовал в эротическом садо-мазохистском фильме в Палм Спрингс. И хотя там нет полового акта, а просто имитация, я ненавижу это. Но какая-то частица меня не хочет, чтобы я ушел из бизнеса, хотя я и очень влюблен. Иногда мне кажется, что я всегда буду туалетной комнатой в особняке Лизы. Я знаю, что она не согласится с этим сравнением, но все-таки использую его. Туалетная комната — это место, которое нельзя заставить антиквариатом и причудливыми вещичками, но она необходима для жизни. Мы всегда будем как Леди и Бродяга.
В этот садо-мазохистский фильм меня взяли для откровенной сцены. Я отказался. Я подумал, что это было бы противоречием в отношении той жизни, которой я хочу жить вместе с Лизой и ее дочкой. И мы с директором нашли компромисс: настоящего полового акта у меня не было, но я должен был мастурбировать на тело женщины. У меня возникли проблемы с эрекцией. Я был поражен и горд, что мое тело в конце концов воспротивилось незнакомке. Я люблю Лизу и попытка сохранить ей верность, даже делая подобное кино, трудноосуществима. Очень тяжело находиться рядом с другой женщиной в физической сцене, когда любишь.
Порше Линн и я разговаривали на следующий день и я понял, что у меня с ней будет что-то, чего у меня никогда не будет с Лизой. Как порноактеры, мы разделяем общую деградацию и это глубокая, глубокая связь. Но это не любовь.
Смогу ли когда-нибудь найти для любви правильное место? и хотя я всегда знал, что люблю Лизу, но меня испугали возможные обязательства. Затем неожиданно на конференции в Лас-Вегасе я сделал ей предложение. Мы помчались в часовню (у нас даже есть снимки Поллароидом для доказательства). Одна часть меня почувствовала себя защищенной, другая же испугалась. По некоторым причинам, я все еще оставляю за собой мою маленькую квартирку в Лос-Анджелесе. Это мой аварийный люк. У Лизы есть свои дети и дом ее бабушки полный воспоминаний. У Лизы есть остатки прошлого, у меня — ничего, кроме Лизы.
Сейчас я пытаюсь найти новое направление для своей жизни. Слишком долго порно для меня было второй семьей. Мне говорили, куда идти и чем заниматься. «Охи» и «ахи» были моей визитной карточкой. Моей золотой звездой была холодная наличность. У меня не было настоящей ответственности. Будучи порноактером, я оставался ребенком. И не хотел вырастать. Порно стало для меня гамаком, который покачивался и колебался во время бриза. Но гамак — не самая лучшая вещь для спины. Он расслабляет, но в нем нельзя спать вечно.
Когда обычный парень идет на работу, ему приходится волноваться о том, чтобы закончить что-то к назначенному сроку, или о месте в автобусе. Мне же надо было беспокоиться о запахах женской вагины, и о том, будет ли у меня эрекция. До появления СПИДа я беспокоился только об этом. Я никогда ничего не поймал в этом бизнесе, даже триппера. Хотя и врал иногда, что он у меня есть. Я говорил продюсерам, что у меня триппер, когда не хотел работать с определенной актрисой или не чувствовал себя в норме. Это было самое большое в мире извинение и я использовал его около трех раз. Я даже работал с женщинами, у которых был герпес и не заразился. Что же могло меня беспокоить?
Сегодня я разговаривал с оператором о том, почему порноактеры не женятся или их брак распадается, если они остаются в бизнесе. «Наш самый страшный враг — любовь» — сказал он. «Но есть причина, по которой мы попадаем в бизнес, и есть — по которой хотим уйти». Любовь — или желание любить — это невысказанная часть конструкции этой машины, которая позволяет ей работать. Нам нравится внимание, волшебство, что-то собой представлять, какую-то очевидную знаменитость. Оператор признался, что иногда он даже теряет перспективу и уже считает себя третьим человеком в сексуальной сцене. Я уважаю то место, откуда он смотрит, но вынужден с ним не согласиться. Мне все равно, когда члены группы смеются и разделяют сексуальное возбуждение, когда я делаю сцену, но они не делят со мной те же опасности.
Все, что я попытаюсь сделать — это добавить еще пару цветов в эту чрезвычайно большую коробку с цветными мелками. Но в наши дни бизнес ограничивается шестнадцатью оттенками и тонами. А мелки уменьшены до величены окурка. Бумага облезла. Сегодняшний бизнес потерял большую часть своих цветов. Он умирает. Я удивляюсь, когда вижу новых красивых женщин, толпящихся каждый день. Поскольку они добровольно соглашаются трахаться на экране, постольку они также добровольно рискуют своими жизнями.
