Дмитрий Петров-Бирюк - История моей юности
— Надо вдвоем, — заметил командир роты. — Кто еще пойдет?
— Пойду и я, — сказал небольшого роста красноармеец, Иван Орянкин.
— Ну, идите, — разрешил им ротный. — Прицепите только к штыкам платки носовые.
Прицепив к карабинам белые платки, Ковешников и Орянкин направились к цепи москвичей, залегшей впереди нас. Те, поджидая парламентеров, прекратили стрельбу.
Будучи в полной уверенности, что все сейчас выяснится и мы соединимся с москвичами, некоторые из наших солдат вышли из канавы.
Не доходя до москвичей шагов двадцать-тридцать, парламентеры вдруг побежали назад.
— Товарищи!.. Это белые… Бе-елые!.. — кричали они.
Затрещали выстрелы, завыли пули. Теперь было ясно все — это враги. Мы стали тоже обстреливать белых.
Ввалившись к нам в канаву, тяжело дыша от быстрого бега, Ковешников рассказал:
— Идем мы… Подходим ближе, глядь, а у «москвичей-то» этих на плечах погоны, а на фуражках кокарды блестят… Мы назад…
— По одному с краю в этот сад, — указал командир роты. — Остальным отстреливаться!
Один за другим мы побежали в сад, а из сада во двор казака. По садам и дворам стали пробираться в сторону разъезда, откуда мы только что пришли.
Хутор был огромный. Собственно, это было несколько хуторов: Салтынь, Моховой, Сомовский, Ершиловский и Фирсовский.
Когда мы выбежали на простор, то километрах в трех впереди себя увидели пехоту, рассыпанную редкой цепью, торопливо отходившую от хутора.
— Вот они, москвичи-то, — указал на них Дементьев.
— А с ними, наверно, отходит и наш батальон, — добавил Алексей-старший.
— Сейчас догоним! — сказал Андрей. — Вперед, ребята!
В сложном переплете
Командир роты рассыпал нас в цепь, и мы быстрым шагом, а где и рысцой, бросились вдогонку за москвичами.
Отошли мы от хутора уже на километр, как вдруг увидели справа от себя всадников. Вначале мы подумали, что это наши конники из 1-го советского казачьего полка. Они так же, как и белогвардейцы, носили казачью форму. Кавалеристы все выскакивали и выскакивали из балки. Их оказалось очень много, сотни полторы-две, они с криками и гиканьем устремились на нас.
— Ложись! — послышалась команда ротного. — По белой кавалерии пли!..
Прогрохотал нестройный залп. Белогвардейцы отхлынули. Мы поднялись и снова побежали к своим…
Между тем из хутора выступила белогвардейская пехота. Залегши на окраине, она установила пулеметы и стала поливать нас свинцовым дождем. Отхлынувшая было вражеская кавалерия приостановилась и стала разъезжать на виду, выбирая момент, чтобы снова ринуться в атаку.
Положение создавалось серьезное.
Мои товарищи на бегу сбрасывали с себя шинели, вещевые мешки, лопатки, котелки… а некоторые даже и свои винтовки.
Сзади заухали пушки. Столбы разрывов стали возникать между нами. Это белые подвезли орудия и начали нас обстреливать…
Вот… вот… еще немного, еще несколько шагов — и желанный гребень. За ним спасение. Там пуля не ужалит.
Я перебежал гребень, пули перестали ныть над моей головой. Я упал в изнеможении на землю и несколько минут лежал неподвижно.
Во рту пересохло, слюна исчезла, язык тяжело ворочался, словно рот мой был забит горячим песком. Вот только бы напиться. Я приподнял голову и увидел на дороге запыленную арбузную корку. Я подполз к ней и, вспугнув тучу зеленых крупных мух, дрожащими руками схватил эту корку, стал ее обгладывать.
…Нам приказали окопаться на гребне. Вырыв окоп, я завернулся в шинель и лег. Знобило.
Утром я почувствовал резкие боли в животе, начался жар. Вызвали полкового фельдшера. Нащупав пульс, он осмотрел мой язык, надавил живот.
— Значит, есть рези в животе? — спросил он.
— Сильные, — простонал я.
— Кровью ходишь?
— Да.
— Что вчера ел?
Я сказал ему о полусгнившей корке арбуза.
— А-а, — понимающе протянул фельдшер. — Все попятно… Кровь, слизь… У тебя острая дизентерия… Собирайся-ка, друг, поедем…
— Куда? — спросил я.
— На кудыкины хутора, — сердито пошутил фельдшер. — Садись без разговоров в таратайку, отвезу тебя в полковой околоток… А там посмотрим…
Привезя меня на разъезд Половцев, где находился полковой околоток, фельдшер дал мне каких-то лекарств. Потом, измерив температуру, он укоризненно покачал головой.
— Знаешь, парень, — сказал он мне, — придется, должно, тебя отправить в госпиталь в Новохоперск… Боюсь, как бы ты тут не закочурился… А зачем тебе помирать, ежели ты такой молодой?.
Меня в сопровождении санитара отправили в госпиталь.
* * *В один из солнечных тихих дней в распахнутое окно палаты ворвался отдаленный гул канонады.
— Что это? — приподняв обвязанную бинтом голову, встревоженно спросил раненый солдат, лежащий рядом со мной на койке. (Инфекционные больные и раненые лежали тогда вместе.)
— Господи сусе, — пробормотал испуганно кто-то из лежащих на койках красноармейцев. — Неужто белые?
— Тоже сказал мне — белые, — весело рассмеялся рыжеусый солдат, сидевший у окна с перевязанной рукой. — Учения за городом проводят с молодыми красноармейцами. Вот что!
— Откуда тут быть белым, — помолчав, снова сказал рыжеусый солдат, дымя папиросой. — Белые, говорят, намазали салом пятки и улепетывают.
В этот момент дверь палаты открылась и в накинутом на плечи белом халате к нам вошел мой отец.
— Папа! — крикнул я радостно.
Отец подошел ко мне с озабоченным видом.
— Что с тобой, сынок?
Я рассказал ему о своей болезни. Он подсел к моей кровати.
— Как же ты, папа, нашел меня? — спросил я.
Отец рассказал, что красные в стремительном наступлении погнали белых и освободили не только наш хутор и станицу, но находятся уже где-то далеко за Урюпинской.
Весть эта привела всех больных и раненых в веселое настроение.
— Ну, я же говорил, — ликующе воскликнул рыжеусый солдат. — Белых теперь поминай как звали.
— На хутор забегали Андрей Земцов и Дементьев, — продолжал рассказывать отец. — Вот они-то и сообщили мне, что ты заболел и лежишь в Новохоперском госпитале… Запряг я лошадь да вот и приехал тебя проведать… Тут же близко, верст двадцать пять, должно быть…
Отец привез много фруктов, арбузов, дынь, но мне этого ничего нельзя было есть. И он все роздал моим товарищам по палате.
Орудийная стрельба не прекращалась.
— Скажи, отец, ты, случаем, ехал-то, не видал, где это проводят артиллерийские учения? — спросил рыжеусый солдат.
