Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер
«За два дня до того, как я должен был покинуть Эшоби и присоединиться к Джону в Бакебе, меня посетил вождь и сообщил, что в честь моего отъезда жители деревни устраивают прощальный вечер с танцами. Меня просят принять участие в торжестве. …Мое появление в деревне был встречено аплодисментами и приветственными возгласами. Я увидел многочисленную толпу жителей деревни всех возрастов, одетых в свои лучшие костюмы; среди прочих здесь находился и мальчуган в привлекательном костюмчике из двух тряпок от старого мешка, на одной из которых большими белыми буквами было выписано название фирмы; вождь и члены совета надели свои самые яркие, праздничные наряды. Элиаса, который был назначен распорядителем праздника, я узнал не сразу: на нем были огромные парусиновые туфли, коричневые, заколотые булавками брюки и яркая зеленая рубашка. На конце длинной цепочки для часов висел большой свисток, который Элиас частенько пускал в ход для наведения порядка.
…По сигналу Элиаса оркестр приступил к работе. Прыгая внутри круга танцующих и вихляя всем телом, Элиас непрерывно выкрикивал команды и указания: «Вперед… встречайтесь и кружитесь… поворачивайтесь вправо… приседайте… все вперед… снова приседайте… вперед…» и так далее Когда танцы закончились, вождь произнес в мою честь речь. Это было очень смешно, потому что он стоял в центре площади и несчастный мальчик, которого использовали как переводчика, должен был пробегать по двадцать ярдов, чтобы сообщить мне о том, что он сказал, а затем бежать обратно, чтобы выслушать следующее предложение. Речь вождя выглядела примерно так:
— Жители Эшоби! Вы все знаете, зачем мы сегодня собрались… попрощаться с джентльменом, который так долго был вместе с нами. Никогда еще в истории Эшоби не встречали мы такого человека… деньги текли из его рук так же легко, как воды в руслах ручьев и рек. Те, у кого были силы, ловили в лесу добычу, за которую они получали хорошие деньги. Женщины и дети приносили кузнечиков и муравьев, получая за них деньги и соль. Мы, старейшины деревни, хотели бы, чтобы господин навсегда поселился у нас, мы дали бы ему землю и построили хороший дом. Но господин должен вернуться в свою страну с добычей, которую мы, жители Эшоби, поймали для него. Мы надеемся, что господин расскажет жителям своей страны, как жители Эшоби помогали ему. Мы надеемся, что господин снова вернется к нам и пробудет с нами подольше.
Эта речь была встречена продолжительной овацией. Я поблагодарил всех за любезность и доброту, обещал вернуться при первой же возможности и сказал, что об Эшоби и его жителях сохраню самые приятные воспоминания. Это мое утверждение, кстати, бьшо вполне искренним. После этого оркестр, состоявший из трех барабанов, двух флейт и бубна, исполнил африканскую версию «Боже, храни короля» и вечеринка завершилась».
Силы Джеральда были на исходе. Он находился на грани нервного истощения. Ему приходилось жить в нездоровой и необычной для себя обстановке. Его кусали и царапали самые разнообразные клыки, когти, зубы, шипы, клювы, хоботки и челюсти. В него вцеплялись клещи, муравьи, вши, жуки и крысы. Он всю ночь собирался упаковывать багаж и животных, чтобы на рассвете покинуть Эшоби и добраться в Мамфе к десяти, пока не станет слишком жарко. Но после ужина силы оставили Джеральда, и в девять часов он рухнул как подкошенный. К десяти он уже не мог встать. В туалет его провожали Пайос и Джордж, местный мальчишка. Джеральд скорчился на постели, предоставив сборы своим помощникам. Каждые пять минут в палатку вбегал верный Пайос, смотрел на Джеральда и укоризненно покачивал головой. Позже к Джеральду зашел Джордж, решивший порадовать его сообщением, что если тот умрет, то у Джорджа больше никогда не будет такого хорошего хозяина.
«Это было начало приступа песчаной лихорадки, которую я где-то подцепил, — писал Джеральд матери. — Состояние мое было паршивым: лихорадка эта не убивает и не причиняет особого вреда, но во время болезни ты постоянно ощущаешь, что вот-вот умрешь. Ты ходишь, покачиваясь, словно мертвецки пьяный, все, что находится дальше десяти футов от тебя, расплывается в тумане. Ты потеешь, словно в аду, и чувствуешь, что твоя голова распухает буквально на глазах».
В таком состоянии Джеральду предстояло совершить пятичасовой переход через буш под лучами жаркого экваториального солнца. Опершись на верного Пайоса и на вырезанную кем-то из жителей деревни палку, несчастный белый человек плелся за колонной из шестидесяти черных носильщиков, половину из которых составляли женщины. Через первую же маленькую речку его перенес старик, который пришел попрощаться. «Я заплакал, когда увидел, что вас несут, — сказал Джеральду Пайос. — Я решил, что вы умерли». Процессия двинулась дальше, медленно поднимаясь на холм. Джеральд был вынужден буквально повиснуть на Пайосе. Носильщики двинулись дальше. Скоро они исчезли из виду. «Каждые двести ярдов мы останавливались, чтобы передохнуть, — вспоминал Джеральд. — Я падал на тропинку, обливаясь потом, как герой фильма, а Пайос обмахивал меня шляпой».
Так или иначе, но Джеральд сумел добраться до Мамфе к половине десятого, а уже в два часа он обедал с Джоном Йелландом в Бакебе. Воссоединение компаньонов было сердечным. Джеральд высоко ценил Джона как орнитолога и человека, ему нравилась неторопливость и чисто английское чувство юмора, присущее этому доброму и мудрому человеку. Как приятно было снова оказаться в обществе соотечественника, разговаривать на нормальном английском языке, услышать новости последних месяцев и осмотреть коллекции друг друга.
После трех дней отдыха в Бакебе Джеральд почувствовал себя гораздо лучше. Его огорчало только то, что ему так и не удалось поймать ангвантибо. Но вскоре и эта причина для огорчений исчезла. Вскоре после возвращения в Бакебе Джеральд отправился в экспедицию к горе Нда-Али, почти отвесные склоны которой покрывали густые леса. Джеральд должен был устроить лагерь и провести в горах дней десять, занимаясь ловлей шимпанзе, живших в горах. Он писал домой:
«Рано угром я сел на велосипед, на раме примостился местный мальчишка с сумкой, набитой пивом и провизией, и отправился на встречу с охотником, который должен был стать моим проводником. Мы проехали около пяти миль. Я уже начал сомневаться, что мои ноги способны сделать хотя бы еще одно движение. Но тут я заметил человека, который шел ко мне с корзиной из пальмовых листьев. Думая, что меня ожидает еще одна мешотчатая крыса или дикобраз, я остановился и подождал его. Когда африканец подошел, я, к своему удивлению, узнал в нем одного из охотников, которые помогали мне в Эшоби. Я спросил его, что он принес, и он ответил, что у него есть маленькая добыча. К стыду своему, я должен признаться, что, увидев содержимое его корзины, практически утратил дар речи. Я щедро вознаградил охотника, бросил мальчишку и с триумфом вернулся домой, прижимая к груди драгоценного ангвантибо».
