Наталья Павлищева - Роксолана-Хуррем и ее «Великолепный век». Тайны гарема и Стамбульского двора
Османская империя не распалась, она несколько столетий продолжала довлеть на Средиземном море, которое даже называли Турецким озером, но султанам было, если так можно выразиться, «нечем заняться». Первые Османы спали в седлах, Сулейман занимался уже строительством самой империи как государства, устанавливал жесткие правила, при нем налаживалась жизнь и на окраинах.
Но чтобы быть не просто султаном и даже не завоевателем, а правителем, тем более разумным, нужно иметь к тому склонность. Таковая есть не у всех, а уж у сидевших в Клетке ее быть просто не могло. Как можно обустраивать чужую жизнь дальних окраин, если своя не стоит ни гроша и может прерваться в любую минуту? Да знал ли тот же развратный султан Ибрагим, что эти окраины вообще существуют? Он вырвался на волю из Клетки и за годы власти смог всего лишь потешить свои низменные инстинкты.
Но куда смотрели чиновники?! Их главной задачей было собственное обогащение. Должности продавались не в соответствии со способностями, а тому, кто больше заплатит. Конечно, у руля огромной империи оказывались совершенно некомпетентные люди, стремившиеся вернуть затраченное и награбить побольше.
Печальное время для Османской империи, а потому хвала разумной Турхан-султан, которая не стала повторять преступных ошибок своих предшественниц.
«Женский султанат» вовсе не причина упадка Османской империи, а его следствие, при султанах Мехмеде Фатихе, Баязиде, Селиме Явузе или Сулеймане Кануни никакое женское правление или развратные оргии были невозможны, они создавали империю, а их потомки – разрушали.
И вовсе не с Роксоланы начался «Женский султанат» и гаремная власть, а через 13 лет после ее смерти, а уж развал и того позже – распутный султан Ибрагим правил с 1640 по 1648 год (через сто лет после Роксоланы), а Кесем убили в 1651 году.
В этом тоже вина Роксоланы?
Если уж обвинять, так во всем.
Они были вдвоем… всегда и вопреки всему
Не стоит думать, что грамотной и любопытной в гареме была только Роксолана, а остальные лишь ели, спали и завидовали. Да, еще строили козни.
В султанский гарем вообще не покупали глупых, даже если те были очень красивы.
Для Роксоланы так сложилось, что она оказалась в султанской спальне, Сулейман мог просто не заметить именно эту девушку. Сколько таких безвестных прожили жизнь зря!
Но когда уж сложилось, Роксолана сумела воспользоваться случаем. Хорошо это или плохо? Утверждаю: она действительно любила Сулеймана не как султана, а как мужчину, человека, близкого по духу. И любовь эта была взаимной.
Роксолана и Сулейман, стоило ему уехать из Стамбула (а это бывало очень часто, султаны, если являются правителями своей страны, а не приложением к трону, – люди очень занятые военными походами, ревизией своих владений, охотой, наконец, на дальних территориях), вели активную переписку. Немало писем сохранилось.
И вот в письмах Роксолана, судя по всему, настоящая, такая, которую ненавистники не видели, потому что не желали видеть.
Можно написать мемуары и исказить в них многое, выгораживая себя любимого, можно писать кому-то письма, рассказывая о своей любви, можно писать такие письма даже объекту любви и тоже лгать в них. Но когда в письме вперемежку тоска, ревность, почти отчаянье из-за разлуки и любовь, любовь, любовь… не поверить невозможно.
Многие письма сохранились, и в них можно прочесть то, что уже нельзя услышать из их давно замолкших уст.
«Мой Повелитель, мой шах, любимый душой и сердцем, жизнь моя, единственная надежда моя на этом и на том свете! Пусть Тот, что вечно живой, отдалит вашу честную личность от всех болей, а ваше бытие от всех недугов, да приблизит Он Вас к своим бесконечным милостям и отдаст под опеку своего наибольшего любимца Магомета и под защиту своих угодников; да поможет вам, чтобы Вы со своей счастливой звездой и царским знаменем всегда одерживали победы над презренными и злорадными неверными, – аминь, величайший Помощник! Ныне меня, Вашу рабыню, приятным отношением Повелителя, вызвавшим беспредельную радость, и вашим честным письмом, ароматным, как мускус, подняли из праха забвения, ибо изволили в свой царский счастливый час позаботиться, чтобы письмо дошло до меня и осчастливило меня. А какой чистой щедрости его страницы! Голова увенчана короной, а благословенные стопы – бисерными драгоценностями и рубиновыми красками. Ваше письмо высушило кровавые слезы на моих заплаканных глазах, наполнив их светом, а в тоскующее сердце влило радость. Да исполнятся Ваши, день моего счастья, все желания и радости души, да переполнены будут сады вашего благополучия прекрасными жасминовыми цветами моей любви, чарующей, как Ваш пресветлый лик, о мой властитель, мой султан, мой падишах!»
Конечно, витиевато, и чтобы понять, нам нынешним нужно продираться сквозь слова, но они так писали, так говорили, недаром иностранцы твердили, что, чтобы научиться понимать самые простые фразы, нужно либо родиться в Турции, либо прожить в ней всю жизнь.
«Мой повелитель! Пишу Вам, и сердце мое разрывается от тоски и отчаянья. Что я натворила и чем стала моя жизнь без Вас, владыка мой, свет очей моих, ароматное дыхание мое, сладостное биение сердца моего? Разве не наши влюбленные голоса звучали еще недавно в благоуханном воздухе священных дворцов и разве не завидовали нашим объятиям даже бестелесные призраки? А теперь любовь наша задыхается без воздуха, умирает от жажды, лежит в изнеможении, ее терзают хищные звери, и черные птицы смерти кружат над нею. Отгоните их, мой повелитель, моя надежда, мой величайший защитник на этом и на том свете. Пожалейте маленькую Хуррем и спрячьте ее в своих объятьях».
«Я была собеседницей скуки и тоски и полонянкой отчаянья. Я зажигала факелы печали на всех путях ожидания. Ежедневно птица Рох летела на небесном просторе желания. Надеясь, что какой-нибудь голубь принесет от Вас весть Или же облачко прольет благодатную каплю на долину жажды».
«Мой великий Повелитель! Припадаю лицом к земле и целую прах от Ваших ног, убежище счастия. О солнце моих сил и благо моего счастия, мой Повелитель, если спросите о Вашей послушнице, у которой после Вашего отъезда печень обуглилась, как дерево, грудь стала руиной, глаза, как высохшие источники; если спросите о сироте, утопленнице в море тоски, которая не различает дня от ночи, которая страдает от любви к Вам, которая сходит с ума сильнее Ферхада и Меджнуна с тех пор, как разлучена со своим властителем, то я теперь вздыхаю, как соловей, и рыдаю беспрерывно и после Вашего отъезда пребываю в таком состоянии, какого не дай бог даже Вашим рабам из неверных».
