Софья Аверичева - Дневник разведчицы
Долгим наблюдением установили, что у гитлеровцев днем, особенно в середине дня, оборона ослабевает.
В траншеях остаются один-два солдата, остальные куда-то исчезают — очевидно, укрываются от солнца. В траншеях никакого движения. Командование решило провести операцию именно в это время, когда гитлеровцы никак не ожидают нападения. Ночью саперы Ахмедвалиев и Коробков сделали проходы в минном поле, а утром мы залегли на опушке леса. Капитан Печенежский сам наблюдает с высокой сосны: в обороне противника все тихо, все по-прежнему — никаких изменений.
Ровно в два часа дня наша группа захвата, состоящая из девяти разведчиков во главе с младшим лейтенантом Постниковым, в пятнистых маскхалатах поползла по открытому полю к траншеям противника. Жаркий июльский день. В знойном воздухе ни единого звука, лишь слышится над нами шелест нескошенной травы да наше тяжелое дыхание. Вползаем в траншею, скатываемся один за другим. Тихо крадемся по траншее. За выступом, около пулемета, дремлет немецкий солдат в каске, низко опустив голову, а вокруг ни души.
Коробков и Постников подбираются к пулеметчику. Прыжок, и гитлеровец в сильных руках Коробкова. «А-а-а-а! — дикий, нечеловеческий крик немца пронзает тишину. Раздался какой-то странный взрыв. Коробкову залепило грязью все лицо. Вместо гитлеровца он держит в руках его каску, а самого пулеметчика отнесло в нашу сторону с разможженной головой. Плошкин выхватывает у него из карманов документы, еще какие-то вещи. Начался бой. Немцы, вероятно, приняли нас за большую боевую единицу. Бьют пулеметы и автоматы, летят гранаты. Но фрицы на сближение не идут.
— Урра, товарищи! Бей фашистов! — рванулся вперед Постников, а за ним Ложко, Ищенко, Плошкин. Забросав противотанковыми гранатами дзот, они врываются туда. Клубящийся дым. Дикие вопли немцев.
Одна за другой взлетают белые ракеты над нашей обороной. Это капитан Печенежский подает тревожные сигналы на отход. Но выйти не просто. Гитлеровцы наседают снова.
— Ребята, выходи! — кричит Коробков. — Я вас прикрою!
Он залег в траншее и бьет вдоль хода сообщения из немецкого пулемета по наступающим немцам. В это время ударила наша артиллерия. Гитлеровцы на минуту притихли, попятились. Эта минута дает нам возможность, поливая немцев огнем из автоматов, отойти без потерь и с трофеями. Мы тащим пулемет, автоматы.
А немец колотит изо всех сил. Из-за девяти человек открывает такой огонь, что вся земля ходуном ходит. Рассвирепевший враг бьет без цели, по нейтральной, а мы уже в расположении нашего пехотного полка, почти у дома.
Когда огонь утих и возбуждение боя прошло, мы загрустили: «языка» не взяли! Пехотинцы нас успокаивают: вы большое дело сделали. Но нам идти домой не хочется. А когда вернулись в роту, ахнули. Среди автоматчиков замполит полка Орлов. Рассказывает, как дерзко действовала наша группа. Оказывается, они с командиром полка Озерским наблюдали с НП весь ход боя. Это они, заметив в глубине немецкой обороны подход свежих гитлеровских подразделений, вызвали огонь нашей артиллерии. Разведчики-артиллеристы засекли целый ряд новых огневых точек врага, а взятые нами документы подтвердили, что к прежней воинской части прибавилась новая часть, до сих пор не известная нашему командованию.
24-е июля.
Полк ведет напряженные бои. Сегодня в ночь действовали первый батальон и четвертая стрелковая рота второго батальона. Бойцы ворвались в траншеи противника под Седибо-Никольским, но удержать занятые позиции не смогли и отошли с большими потерями.
Мы работаем ежедневно. Ротой командует лейтенант Питайло — высокий, стройный украинец. Капитан Печенежский заболел, лежит в медсанбате.
На партсобрании Панов объявил о моем назначении парторгом роты.
6-е августа.
Сегодня получила письмо от сестры. Маруся пишет, чтоб я приехала отдохнуть. Сейчас не время об этом думать. Сегодня по радио сообщили: взяты Орел и Белгород. Отдохнем после войны.
Читая письмо, я вдруг вспомнила, как моя сестричка заплакала, увидев меня, пришедшую с завода, грязную, всю в масле… Ей стало жалко меня, а я была тогда очень счастлива. С тех пор мы никогда с ней больше не встречались. А сейчас она волнуется, оплакивает мою судьбу из-за того, что я на фронте… Не надо, сестричка. Я— счастлива! Спасибо тебе за письмо.
8-е августа.
У гитлеровцев в обороне оживление. Что это? Прибытие новых войск? Подготовка к наступлению, передислокация или это игра, чтоб нас обмануть?
Уже который день мы ведем наблюдение. Строим планы, как нам пробраться через укрепления противника, пройти к ним в тыл. Иногда мы так размечтаемся, что простой рядовой «язык» нам уже не нужен. Генерала подавай! Да еще с планшетом! А в нем оперативные планы и карты.
В стереотрубу видим ряды проволочного заграждения. Они идут вдоль обороны противника, прерываются около лощины. А лощина глубокая, длинная — ведет к самой обороне немцев и, видимо, не простреливается. Пулеметы с правого и левого флангов, пожалуй, не возьмут ее. Она конечно же заминирована, но наши саперы обещают провести нас по лощине. Итак, лощина — единственная возможность для осуществления нашего плана.
Мы подобрали восемь автоматчиков-добровольцев. ПНШ разведки полка капитан (уже капитан!) Анистратов доложил подполковнику Озерскому о наших замыслах. Командир полка вызывает нашу восьмерку к себе на КП.
— Что ж, инициативу одобряю! — сказал подполковник. — Но в тыл к немцам отпустить вас не могу, не время. Да на нашем участке фронта сейчас и не пройти. Надо реально смотреть на вещи. Не могу я зря рисковать своими бойцами, а вот взять «языка» с линии обороны— это сейчас наиважнейшая задача всего полка. Ясно? Действуйте!
И вот мы действуем. Впереди идет Постников. Он недавно окончил школу младших лейтенантов, и сейчас для него не существует на свете преград. Капитан Анистратов передает последнее приказание: «Всю операцию закончить до четырех утра. Не уложитесь к этому времени, возвращайтесь. Это приказ командира полка».
Капитан волнуется. Его волнение понятно. Сегодня впервые он остается в обороне, а нас отправляет на задание. Он очень изменился. Подобрел, что ли. Заботился, как бы я не отстала, помогал. Сверили часы. Меня мучает любопытство: почему именно в четыре часа утра надо закончить операцию? Перед тем, как покинуть уютные траншеи пехотинцев, Анистратов отзывает Постникова и меня в сторону и повторяет: «Так помните: в четыре вы должны быть здесь, иначе пехота пойдет в разведку боем и вы, если не вернетесь к этому времени, можете попасть в переплет, под огонь своих батарей».
