Бхагван Раджниш - Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI)
Эти люди, волнующиеся по поводу того, что произойдет, и являются теми, кто будет создавать мертвый институт. Мои люди не смогут создавать мертвый институт — это невозможно. Те, кто были со мной в коммуне, несомненно, должны научиться одной вещи, раз и навсегда: жизнь не может быть ограничена институтами; в тот момент, когда вы попытаетесь ограничить ее институтами, вы разрушите ее. Поэтому, пока я жив, я буду праздновать. Когда я уйду, все они тоже будут праздновать. Они будут праздновать мою жизнь, они будут праздновать мою смерть — и они будут оставаться живыми.
Я готовлю моих людей жить радостно, экстатично, поэтому, когда меня не будет здесь, разницы никакой не окажется. Они будут постоянно жить таким же образом, и, быть может, моя смерть добавит им интенсивности.
Я не оставляю чего-либо кому-либо. Я сам себя объявил Бхагаваном. Почему же я должен оставить это кому-то? Я знаю, что я Благословенный Единый, и только я могу это знать. Как может кто-нибудь знать это? И я пытаюсь соблазнить моих людей пониманием этой бессмертности: вот почему они также Благословенные Единые. Совершенно невозможно обожествить меня — я уже сделал это! Что же оставить здесь для вас? Я ни от кого не завишу».
Совершенно ясно, что Бхагаван не ограничен какими-либо границами равно как и границами специфической нации или страны. Он касается всего человечества. Он одинаково доступен для вдохновения и благословения и в Америке, и где угодно в мире, как он был в Индии.
Американские средства массовой информации широко прореагировали на покупку Раджнеш Фаундейшн шестидесяти четырех тысяч акров земли близ города Антилопы, штат Оригон. Это может стать местом Бхагаванского видения:
«Новая коммуна должна быть по большому счету… саньясины живут вместе, как одно тело, одно существо. Никто не будет ничем обладать: каждый будет использован, каждый будет наслаждаться. Каждый будет стремиться жить так, как ему удобно, так богато, как только сможем ему позволить, но никто не будет владеть чем-либо. Не только вещами не будет обладать, но и личностями владеть в новой коммуне не будет никто. Если вы любите женщину, живите с ней — из чистой любви, из чистой радости, — но не становитесь ее мужем. Вы не можете. Не становитесь женой. Стать женой или мужем это безобразно, потому что это приведет к собственничеству, что затем сведется к собственности.
Новая коммуна стремится быть несобственнической, полной — жить в любви, но совсем без собственничества разделять все виды радости, радоваться всему вместе.
В моей коммуне Будда будет смеяться и танцевать, Христос будет смеяться и танцевать. Бедные друзья, никто не позволял им этого до сего момента! Посочувствуйте им позвольте им танцевать, и петь, и играть.
Моя новая коммуна стремится трансформировать работу в игру. Стремится трансформировать жизнь в любовь и смех. Опять вспомните девиз: освящать землю, делать все сакральным, трансформировать обыкновенные мирские вещи в необыкновенные духовные вещи. Целая жизнь должна быть вашим храмом. Работа должна быть вашим культом. Любовь должна быть вашей молитвой.
Это настоящее тело Будды: это настоящая земля, лотос рая».
Эпилог
В последнее десятилетие на Запад проникли многие контркультурные, связанные с личным ростом, а также нехристианские движения, в основном включающие восточный мистицизм. Их еще рассматривают и как «метафизическое движение». Причем предполагают, что увлеченность западных людей группами контркультурного типа является в основном преходящим феноменом, который можно приписать преимущественно молодым людям, находящимся в стадии поиска. Кроме того, другая причина такой увлеченности состоит в том, что доминирующая культурная этика перестала обеспечивать молодежь коллективными и жизнеспособными культурными альтернативами, в то время как альтернативные решения, предлагаемые контркультурой, обладают для молодых людей величайшей привлекательностью.
Также утверждается, что индивидуальности, которые ищут измененных состояний сознания, то есть те, кто экспериментирует в мистических группах, являются людьми, наиболее отчужденными от общества или теми, кто пережил значительное разочарование в своем личном и социальном существовании. Однако наблюдатели указывают, что индивидуумы, вовлеченные в эти новые движения, заняты сознательным усилием по разрешению проблемы «раздвоения сознания». Другими словами, они пытаются найти решения между подлинностью, навязанной обществом или приобретенной благодаря их объективному пониманию, и их самовоспринимаемой субъективной подлинностью. Необходимо подчеркнуть далее, что в то время, когда в западном обществе существует широко распространенное ощущение бессмысленности и когда традиционные религиозные системы не способны обеспечить какое-либо психологическое и духовное разрешение существующих проблем, появление этих новых групп символизирует значительную силу социального изменения.
Бхагаванское рассмотрение и оценка многих западных проблем носит глубочайший характер. Он не останавливается на диагностике проблемы — он обеспечивает видение, прилагаемое не только к Западу, но и ко всему миру, ко много более высокому уровню существования. Его оценка текущей ситуации состоит в том, что «либо Запад совершит самоубийство посредством атомной войны, для которой уже все готово, либо наступит духовное пробуждение… величайшее духовное пробуждение из всех, которые когда-либо происходили в истории человечества».
Бхагаван критически передает экзистенциалистскую философию, преимущественно представляющую западную мысль последние сто лет. Рассматривая Сартра, например, Бхагаван говорит, что он был неправ в своей философии, ибо он только говорил о таких вещах, как мужество, искренность, подлинность и так далее, но не переносил их на свою жизнь. Если жизнь фактически такова, что она полна несчастья, тогда человек должен совершить либо самоубийство, либо изменить свою жизнь: что же это за точка зрения, признающая постоянное несчастье и в то же время практикующая такое существование? «Мне кажется, — говорит Бхагаван, — что это отчаяние, боль, бессмыслица являются слишком вербальными, логичными, но не экзистенциальными». Бхагаван выражает свой взгляд на экзистенциализм в следующих словах:
«У меня ощущение, что экзистенциализм Запада не есть реальный экзистенциализм, это опять философия. Быть экзистенциалистом — это значит быть чувством, а не мышлением. Сартр может быть великим мыслителем (так оно и есть), но он не чувствовал этой вещи, не жил этим. Если вы живете в отчаянии, вы попадаете в точку, где что-то должно быть сделано — радикально сделано, немедленно сделано, — трансформация становится настоятельной, касаясь только вас».