Людмила Кунецкая - Крупская
Конференция избрала Центральный Комитет партии. Центр работы, борьбы переносился теперь в Россию. Конференция определила политическую линию и тактику партия в условиях нового революционного подъема. Велико и международное значение конференции.
Большевики рвались на работу в Россию. Владимир Ильич и Надежда Константиновна решили тоже перебраться поближе к русской границе. Самым удобным местом казалась Польша. Надежда Константиновна пишет письмо Карпинскому с просьбой выяснить условия жизни в Польше:
"Дорогой товарищ!
Говорят, Вы поддерживаете сношения с Язвицким, который в настоящее время живет в Кракове. Не можете ли Вы написать ему и узнать, каковы условия жизни для эмигрантов в Кракове. Нужны ли какие-пибудь документы и какие именно (метрическое свидетельство и прочее)? Есть ли что-нибудь вроде permis de sejour?[31] Очень ли сильная слежка за русскими? Есть ли возможность выдачи и обысков? Очень ли дорога жизнь? Можно ли устроиться там семейным образом франков на 200?
Вообще, попросите его написать поскорее все, что ва знает о Кракове, с точки зрения полицейской и хозяйственной.
Это очень, очень спешно.
Наш переезд на лето в Женеву висит все еще в воздухе…
Ну, всего лучшего.
Будем ждать ответа.
Н.К. 3 июня (1912 г.)".
Начались энергичные сборы, в Польшу ехали почти как домой, ведь это так близко от России. Квартиру на улице Мари-Роз передавали но объявлению поляку, краковскому регенту. Он придирчиво осмотрел комнатки, в которых уже все было готово к отъезду, кухню, вышел на малюсенький балкончик. Затем повел с Владимиром Ильичей "солидный разговор" о хозяйстве, о дороговизне, о жизни в Париже. Надежда Константиновна и Елизавета Васильевна с трудом удерживались от смеха, видя, как Владимир Ильич недоуменно пожимает плечами в ответ на вопросы о рыночных ценах. Поляка интересовало, сколько стоят гуси, телятина и другие продукты, которых русские эмигранты и не пробовали. Когда регент наконец ушел, Надежда Константиновна сказала: "Ну, Володя, почему же ты не просветил его? Разве ты не помнишь, сколько стоил последний рождественский гусь?" — "Последнего гуся я ел в Шушенском, и он мне ничего не стоил", — смеялся в ответ Владимир Ильич.
В ПОЛЬШЕ
В Краков приехали 22 июня 1912 года. По предварительной переписке, их должен был встретить секретарь Краковского союза помощи политзаключенным Сергей Багоцкий. Он вспоминал, что встречу назначили в саду возле знаменитого Ягеллонского университета: "Был солнечный летний день. Кругом играли дети. Из университета небольшими группами выходили студенты. Я с напряжением приглядывался к проходящим, высматривая Ленина, которого никогда не видел, но почему-то представлял себе высоким широкоплечим мужчиной с черной бородой.
Прошло около получаса после условленного времени. Скамейки около меня заполнились. На одну из ближайших села немолодая пара — мужчина в котелке, с небольшой бородкой и скромно одетая женщина. Но я не обратил на них внимания. Начиная нервничать, я нетерпеливо ходил взад и вперед. Вдруг женщина встала и нерешительно спросила:
— Простите, вы, очевидно, кого-то ждете? Не вы ли Багоцкий?
— Значит, вы Ульяновы! — воскликнул я. — Мы уже давно ждем друг друга, сидя почти рядом.
Все засмеялись и пожали друг другу руки".
Заехав на вокзал за вещами, отправились в гостиницу. На другой день в газете "Голос", в хронике прибывших в Краков, появилось (конечно, для них нежелательное) сообщение: "Гостиница "Виктория" (на улице Звежинецкой, рядом с Плянтами, номера с электрическим освещением, стоимостью 1,40 кроны и выше. Вся гостиница отреставрирована согласно современным требованиям. Кондитерская и ресторан в гостинице). Семья Ульяновых из Парижа, Елизавета Крупская из Парижа…"
Через несколько дней нашли недорогую квартиру на Звежинецкой улице в только что отстроенном доме.
Звежинец — район пролетарский, без особых удобств, зато рядом — красавица Висла, куда стали ежедневно ходить купаться, в пяти километрах тенистый Вольский лес. Русью пахнуло на Ульяновых от окружающей природы.
В сентябре переехали ближе к центру, на улицу Любомирского. Краков нравился им старинными памятниками, прекрасными парками, знаменитой университетской библиотекой.
Поражало огромное количество костелов. Они высоко вздымали свои башни и шпили, довлея над окружающими кварталами. Над их убранством трудились лучшие мастера — художники, скульпторы, резчики по дереву и камню.
"Красивое убранство костелов, украшение их цветами, картины и статуи девы Марии, святых, блеск, освещение, театральность — все это имеет громадное значение в деле укрепления влияния религии на массы, повседневная жизнь которых часто сера, однообразна", — писала впоследствии Крупская.
Надежда Константиновна получила возможность ближе познакомиться с жизнью польского народа. В те времена в Галиции держались еще крепостнические обычаи. Отправляясь на базар за покупками, Крупская была свидетельницей ужасных картин: крестьяне целовали руки у бар, кланяясь, буквально валились наземь и, стоя на коленях, десятки раз отбивали поклоны за грошовые чаевые.
Зная польский язык, Надежда Константиновна понимала, что говорят на улицах, базарах, в недорогих лавочках, куда она заходила. Народ ненавидел бар, живя в нищете и угнетении, и только ждал своего часа, чтобы пойти против господ. Положение народа в Польше было еще хуже, еще унизительнее, чем в России.
Быт налаживать здесь было гораздо труднее. В Польше не было газа, отопление было печное, во всем сказывалось отсутствие элементарной культуры. Пойдя первый раз за продуктами, Надежда Константиновна удивилась Дороговизне и расстроенная вернулась домой. Такая жизнь была не по карману. Вечером к Ульяновым зашел Вагоцкий и, услышав сетования Надежды Константиновны, серьезно спросил: "Но вы, конечно, торговались, мадам?" — "Как торговалась? — вскинула брови Крупская. "А так, — объяснил Багоцкий, — надо было назвать совсем ничтожную плату, потом сделать вид, что Уходите, вас постарались бы удержать, глядишь, и договорились бы. А так вы минимум вдвое за все будете переплачивать". Эти ежедневные спектакли в лавчонках очень утомляли Надежду Константиновну и отнимали массу времени.
В Париже французская полиция тесно сотрудничала с царской полицией, поэтому русские революционеры в любой момент могли подвергнуться иод разными предлогами аресту, высылке, выдаче русским властям. В Краковском воеводстве, подчиняющемся австрийским властям, было проще. Полицию интересовало в основном одно — не являются ли русские эмигранты шпионами царского правительства? Имя Ленина было хорошо известно европейской социал-демократии, и все-таки через месяц после приезда в Краков он был вызван в полицию, где подвергнут настоящему допросу. Отвечая, на какие средства он живет, Ленин объяснил, что он — корреспондент русской демократической газеты "Правда", издающейся в Петербурге, именно оттуда черпает средства на существование. В Галицию же приехал затем, чтобы ознакомиться с аграрным вопросом, так как эти вопросы его особенно интересуют. Он намерен выучить польский язык.
