Александр Карелин - Афганская война глазами военного хирурга
Глеб Васильевич еще раз обвел взглядом обитателей палаты и вышел, все белые халаты потянулись за ним.
8День пролетел не заметно. Слушали бесконечное число раз одну и ту же кассету Устиновича, больше просто не было. Вновь и вновь звучала песня «Миллион алых роз». Странно, но она совершенно не надоедала, причем многие просили перемотать ее вновь к началу. Витя обещал, что ему принесут побольше кассет. Он уже сходил «на посев», вернулся смущенным.
Ближе к вечеру в палату заглянула доктор Мазуревич. Она шепотом попросила Невского выйти в коридор. Он с трудом поднялся, надел синюю куртку и вышел.
Ординатор ждала его, прислонившись к стене. Вид у нее был испуганный.
— Саша, ты не держи на меня зла, что сразу тогда тебя не положила. Ошиблась в диагнозе-с кем не бывает! Работы очень много, даже присесть некогда.
Невский молча кивнул. Мазуревич развернулась и пошла по коридору, махнув Александру рукой, тот двинулся следом.
— Мне нужна твоя помощь, надо посмотреть одного больного, только поступил. Хотела с Глебом Васильевичем посоветоваться, но он уехал консультировать больного в ООН-ский городок. А Ивлев уехал в аэропорт — встречает кого-то. Этот солдат поступил с какого-то отдаленного блокпоста, несколько дней его лечил фельдшер от ангины, а сейчас привезли с подозрением на дифтерию.
— А я-то что могу сделать? — искренне удивился старший лейтенант.
— Посмотришь, оценишь состояние, прикинешь на счет возможной трахеостомии. Договорились?
— Хорошо.
Они остановились у двери с надписью «Палата интенсивной терапии», расположенной рядом с постом дежурной сестры. Та протянула молча белый халат. Невский надел и вошел следом за доктором.
В палате в центре на одинокой кровати лежал молодой парень, измученный страданиями. Бледное, осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза с лихорадочным блеском, шумное, прерывистое («пилящее») дыхание. Было видно, что оно дается ему с трудом.
— Как тебя зовут, что беспокоит? — Обратился к нему Невский.
Парень ответил не сразу, он словно собирался с силами, вспоминал.
— Слава Весняк, — наконец, ответил он еле слышным, осиплым голосом. — Все тело болит, особенно в горле больно, трудно дышать, пленки какие-то в глотке. Я видел их еще раньше, пытался их даже зубной щеткой отодрать, но не вышло — плотные очень.
Чтобы лучше слышать ответ, Невский даже наклонился пониже. Он сразу обратил внимание на сильный отек на шее. Попросил открыть рот. Да, опасения подтвердились. Это была острая дифтерия зева с переходом уже на гортань, формировался дифтерийный круп, больной мог погибнуть от удушья (пленки в горле уже перекрыли большую его часть, воздух проходил с трудом).
— Чтобы снять интоксикацию, мы уже начали ему капать растворы, — Мазуревич показала на банку с раствором и на иголку с трубкой в его сгибе локтя.
— А противодифтерийную сыворотку уже ввели? С этим нельзя откладывать!
— Нет, но сейчас сделаем.
— С дозами правильно надо рассчитать, думаю, не менее 40 тыс единиц потребуется. — Сказал Невский, выходя из палаты. Он еле держался на ногах, температура снова «подпрыгнула», сильно болело в животе. Мазуревич вышла следом.
— Я думаю, — продолжил Невский в полголоса, — следует в ближайшие часы дать доступ воздуху через разрез на шее, т. е. провести трахеотомию. Есть у вас такой набор?
— Да, все лежит в этой палате в стерильной укладке, можно пользоваться, я проверила. А ты, Саша, сможешь такой разрез сделать?
— Ну, я делал подобное уже несколько раз, руку набил. Но сегодня не мой день — еле держусь на ногах. Так что лучше вызывайте хирургов из госпиталя, пусть поработают.
— Ты же знаешь, как сейчас стало сложно — хирургия осталась на старом месте, ехать можно только с сопровождением охраны — морока сплошная! Давай, мы сегодня не будем оперировать, а завтра посмотрим?
— Смотрите по состоянию больного, за ним нужно постоянное наблюдение, не опоздайте с операцией. Мне кажется, без нее уже не обойтись, — Александр передал свой белый халат сестре, а сам побрел на слабых ногах в палату.
9Весь вечер всей палатой слушали бесконечное число раз единственную кассету. Голоса Пугачевой, Леонтьева, Софии Ротару, Вячеслава Малежика, Муромова и других популярных в то время исполнителей звучали в палате. Песни отвлекали от невеселых дум, от болей, поднимали настроение больным. Кое-кто начинал вспоминать свою семью, детей, дом, любимую кошку или собаку. Не заметно затронули тему необычных фамилий. Каждый стал называть примеры из своей жизни. Звучали: полковник Козлик, майор Волков и лейтенант Волкодав (оба служили в одном батальоне), капитан Олег Папа, лейтенант Гдель Игорь, прапорщик Касьян Шишкинберг («человек с простой русской фамилией», — как сказал о своем рыжеволосом знакомом Устинович), старший лейтенант Домашний. Эта игра так неожиданно увлекла всех, многие назвали по десятку примеров. А Невский вспомнил годы службы в хирургическом отделении госпиталя в Печоре, в то время в соседнем терапевтическом корпусе служили 3 офицера: Шишкин, Орешкин, Ягодкин. Их так и называли: «Дары природы». Порой можно было вполне официально услышать: «Этого больного надо направить на консультацию в Дары природы»…
Перед сном новая дежурная сестра Света, с круглым миловидным лицом и черными вьющимися волосами, измерила температуру. «40 градусов», — объявила она Невскому. Он и сам чувствовал это. Появилось новое, навязчивое ощущение «мягкости своих зубов». Боялся лишний раз пошевелить языком, чтобы не повредить «пластилиновые зубы», даже не стал ничего есть на ужин- тарелку унесли обратно. Александр понимал абсурдность своих страхов, но ничего не мог с этим поделать. Предстояла новая ночь кошмаров и галлюцинаций всевозможных.
Жаропонижающий укол снизил немного температуру, но противное новое «открытие» мягких зубов не отпускало сознание на покой. Невский вновь в полумраке ночи нашел на карте «свой флажок», мысленно перенесся опять в свой дом, повидался с женой и дочкой. Это успокоило, удалось уснуть.
Весь следующий день, 29 декабря, Невский провел в ожидании, ему постоянно чудился быстрый бег каблучков по коридору — торопятся пригласить его на операцию с больным. Но все оставалось по-прежнему. Состояние понемногу улучшилось, но «мягкие зубы» беспокоили с новой силой.
Виктору принесли новые кассеты, расширившие репертуар песен. Уже звучали песни Высоцкого (здесь, в Афганистане, практически в любом дукане можно было купить его кассеты, выпущенные в Гонконге, а в СССР это просто было невозможно. Говорят, на таможне эти кассеты отбирали…). Приятно было слушать этот мощный, хрипловатый голос, придающий силы. Еще звучали «афганские песни»- написаны здесь воинами-интернационалистами.
