Теодор Гладков - И я ему не могу не верить…
— Вот что, друг, считай, что это письмо конспиративное, — решительно заключил беседу Анненков. — Нелишне тебе напомнить слова Наполеона, военное искусство которого я почитаю: «Шпионы вездесущи». Если это письмо попадет в чужие руки, оно станет моим алиби, понял?
Письмо, столь взволновавшее Денисова, вместе с двумя другими посланиями Анненков передал бывшему начальнику своей личной охраны Ф. К. Черкашину, который пробрался к нему под видом скупщика пушнины для английской фирмы.
Черкашин привез Анненкову письмо от М. А. Михайлова, начальника штаба русской белогвардейской группы при армии генерала Чжан Цзолина. Михайлов, бывший начальник штаба 5-й Сибирской колчаковской дивизии, предлагал атаману вспомнить прежние времена, собрать отряд, встать на сторону Чжана и начать борьбу против СССР.
Обдумав это предложение, а также предложения, вытекающие из переписки с шанхайской группой, Анненков и написал три письма. Вот что сообщал атаман Михайлову: «Сбор партизан и их организация — моя заветная мечта, которая в течение пяти лет не покидала меня… И я с большим удовольствием возьмусь за ее выполнение… Судя по многочисленным письмам, получаемым от своих партизан, они соберутся по первому призыву… Все это даст надежду собрать значительный отряд верных, смелых и испытанных людей в довольно непродолжительный срок. И этот отряд должен быть одним из кадров, вокруг которых сформируются будущие части».
В другом письме, адресованном белогвардейцу П. Д. Иларьеву, сколачивающему фронт борьбы с Советской властью, Анненков писал: «Привет, дорогой Павел Дмитриевич! Итак, я хочу собирать свой отряд старых партизан. Думаю, что и ты с теми, кто тебя окружает, соберетесь в нашу славную стаю… Для того чтобы я выбрался отсюда, нужно добиться того, чтобы мое имя совершенно не упоминалось в причастности к отряду. Лучше, наоборот, распускать слухи о моем отказе вступать в дальневосточные организации, о моей перемене фронта».
Содержание третьего письма, адресованного Казакову, с которым Анненков познакомил Денисова, было полной противоположностью двум первым. Главе «Богоявленского братства» атаман писал о своем нежелании вступать в армию Чжан Цзолина, отходе от борьбы с Советами и вообще от политики.
Это было тонко рассчитанное письмо. Всякое могло случиться: Черкашин как курьер не внушал Анненкову особого доверия. Любитель спиртного, он мог затерять письма, а мог и перепродать. Третье письмо в таком случае стало бы для атамана спасительной лазейкой.
Анненкову нельзя было отказать в прозорливости. Какой-то из предвиденных им случаев и произошел. Курьер со всеми предосторожностями покинул конеферму атамана все в том же обличье предупредительного и делового скупщика пушнины. Письма покоились в чемодане с двойным дном. Сев в купе поезда, Черкашин почувствовал себя в безопасности и решил, что дальнейшие предосторожности уже ни к чему. Здесь до него никому дела нет. Вагон заполнялся народом. Появились попутчики и в купе Черкашина. Как они ухитрились проникнуть в его чемодан — одному богу ведомо. Короче говоря, письма исчезли.
* * *Но каким образом все-таки Анненков оказался в китайской тюрьме? Три года — срок немалый. И у атамана хватило времени поразмышлять на тему — кому было выгодно изолировать его. Многих он подозревал: Семенова, видящего в нем опасного конкурента, того же Михайлова, возможно захотевшего прибрать к рукам его казаков… Мысль о причастности к его злоключениям ГПУ ему, разумеется, и в голову прийти не могла. Именно чекисты сумели воздействовать на волю губернатора.
В двадцатые годы у Советской России было много явных и тайных врагов, преследующих одну цель — задушить государство трудящихся. Естественно, основные усилия чекистов направлялись в первую очередь на обезвреживание тех, кто представлял в данный момент наибольшую опасность. Сразу, по горячим следам, им было просто не под силу схватить Анненкова. В ту пору перед органами госбезопасности стояла задача хотя на время оградить границы от проникновения анненковских банд. А в том, что атаман не оставит нас в покое и вся борьба с ним еще впереди, ни у кого сомнения не вызывало. Это Артузов называл выявлением проблемы до того, как она станет очевидной.
Как-то беседуя с Артузовым о замысле операции против Анненкова, Вячеслав Рудольфович многозначительно заметил: «Начать — перышко поднять». Они как бы определяли в данной ситуации первые шаги, которые необходимо предпринять против кровавого атамана. Напрашивалась идея его изоляции как первоочередной меры для того, чтобы парализовать враждебную деятельность атамана. Его изоляция, пусть даже на незначительное время, позволит оторвать от атамана часть казаков, внесет растерянность в лагерь на реке Боро-Тале. Казаки перестанут быть организованной силой.
Замысел нуждался в создании реальных условий для осуществления. В то время не так уж были велики силы чекистов. Менжинскому и Артузову не хотелось распылять их. Они нужны были для проведения более значительных операций.
На оперативном совещании, созванном Менжинским, высказывались самые различные мнения. Одни предлагали внедриться в. стан Анненкова, чтобы подорвать его изнутри, другие склонялись к мысли совершить налет на лагерь и разом покончить с анненковцами.
Когда все выговорились, счел нужным высказаться и Артузов. И сказал-то он всего несколько слов, но все с удивлением повернулись в его сторону… И Менжинский сразу почувствовал, что Артур Христианович родил идею, которая в случае, если, конечно, удастся ее осуществить, сулит успешное решение всех проблем. Мысль Артузова в лаконично сформулированном виде выглядела так: «Осуществить тактику активного воздействия на синьцзянского губернатора», с тем чтобы его руками изолировать атамана или, на худой конец, парализовать его враждебные действия против нашей страны.
Меняшнский какое-то время оценивал предложение Артузова, не явится ли оно утопической затеей? Когда же все взвесил, то пришел к выводу: решиться на такой шаг стоит.
Тактика Артузова в первую очередь требовала усилий. Менжинский и Артузов засели за выработку требований к губернатору. Разумеется, при этом учитывалось, что на нашей стороне реальная военная сила, точнее, та сила, что стояла на границе. И эту силу чувствовал губернатор.
Вскоре представители нашего командования предъявили синьцзянскому губернатору в ультимативной форме главное требование: выдать Анненкова как опасного военного преступника или, если это окажется невозможным, разоружить анненковцев, а самого атамана арестовать. Излагая эти требования, наша сторона учитывала, что губернатор однажды уже пытался отнять оружие у банд Анненкова, но атаман воспротивился этому, понимая, что без оружия он уже не сила и никто с ним считаться не станет.
