Всеволод Гаккель - Аквариум как способ ухода за теннисным кортом
Мы приступили к записи альбома «Равноденствие» на студии «Мелодии», которая в то время помещалась в Капелле. Впервые за долгие годы мы получили возможность записать целый альбом в «настоящей» студии. Настоящая она была тем, что имела полный набор аппаратуры самого высокого класса, который был возможен в то время в этой стране, только она не имела собственно помещения студии. Аппаратная была на первом этаже, а студией служил зал Капеллы. Зал был всем хорош, говорят, что он обладает лучшей акустикой для камерной музыки, но может быть не совсем подходил для записи того, что принято называть рок-музыкой (я не люблю слово рок и стараюсь им не пользоваться, поскольку люди очень часто путаются, употребляя это слово). Все электрические инструменты писались прямо через пульт в аппаратной, барабаны при записи выставлялись в галерею, примыкающую к залу, а акустические инструменты писались в зале. Тем самым она мало чем отличалась от студии Тропиллы, когда он с этой же студии брал восьмиканальный «Ampex». Использовался тот же самый принцип слоеного пирога, только здесь был фирменный пульт и каналов побольше. Звукорежиссером был назначен Феликс Гурджи. Он был милейший человек, но он явно не имел большого опыта в записи подобного рода музыки, Боб же просто считал, что он ничего не понимает, и сам выступал в роли продюсера. При этом объяснить звукорежиссеру, чего собственно он хочет добиться, он не мог. Мы опять столкнулись с ситуацией, когда сначала записывается ритм-секция, которая ни малейшего представления не имеет о форме песни, то есть о том, что в ней играют другие инструменты. В других же песнях было наоборот, аранжировка делалась на ходу. С этим было легче, поскольку все оказывались в равном положении. В песне «Дерево» я предложил записать аккордеон и привел на запись Сережу Щуракова. Боб категорически отверг эту идею, и Сережа был принят очень холодно. Все же он что-то сыграл, что в конце концов все-таки оставили. Во время записи голосов в песне «Партизаны полной луны», выяснилось, что до этого все пели, как придется. Голоса не были выверены и их стоило исправить. Я никогда не считал себя искусным певцом, просто подпевать в группе было само собой разумеющимся, это было в традициях такого рода музыки. И история знает немало примеров тому, что те люди, которые пытались петь, не были выдающимися вокалистами. К этому числу принадлежали и мои собратья. Короче, при многоголосом пении получалась какая-то ерунда, и я настаивал на том, чтобы выверить все голоса. Когда мы пытались разобраться в чем же собственно дело, мои дружки стали насмехаться надо мной. Это не было злобно, это было просто глупо. Стоило мне что-нибудь начать говорить, это вызывало либо смех, либо воспринималось агрессивно. Мне все это надоело, я повернулся и ушел. Я больше не хотел принимать участие в группе, с участниками которой я утратил общий язык.
Запись окончили без меня. В песне «Иван-чай» предполагались подпевки, но после моего ухода об этом позабыли. Когда же группа поехала фотографироваться на обложку пластинки, за мной все же заехали и позвали с собой. Когда мы выехали на нескольких машинах, я был удивлен, что с нами не было ни Саши Ляпина, ни Пети. Из тех, кто был, это никого не волновало, ну нет, так нет. Я опять встал в позу и сказал, что фотосессию либо надо переносить, либо надо сейчас же за всеми заезжать. Петя Трощенков лежал в Скворцова-Степанова (психиатрической лечебнице), где косил от Армии, а Саша Ляпин заседал на собрании в «Рок-клубе». Все молча выдержали мои доводы и решили, что если мне это надо, то, дескать, я могу этим и заняться, и собрать всех сам. Я пошел на принципы, и, когда мы приехали на «Удельную», где лежал Петя, я сел в тачку и через весь город поехал в «Рок-клуб» за Ляпиным. Наконец, часа через два, удалось собрать всех – Петю выпустили на поруки, а я привез Сашу. Мы поехали в Осиновую рощу, выбрали натуру и расположились на берегу озера. Этот момент был запечатлен Валей Барановским и впоследствии был напечатан на плакате. Когда же дело дошло до оформления пластинки, то произошла такая же дурацкая ситуация, как и раньше. На обложке оказались львы и единороги, а фотография, причем не самая удачная из этой серии, оказалась сзади. Половину же задней стороны обложки заняла аннотация. Я не против единорогов, но тогда не нужна фотография. Все было в лучших традициях «Аквариума» и фирмы «Мелодия».
Попутно мы совершили несколько поездок в Киев, Воронеж и Челябинск в электрическом составе. Может быть еще куда-то. Сейчас у меня все перепуталось, и может быть это было годом раньше, но не суть. Это был христианский период Боба, и в каждом городе совершалось паломничество в местный монастырь или просто храм. Группа старалась ни в чем от него не отставать и с глубокомысленным видом следовала за ним. Коль скоро в каждом из этих городов кроме туристических достопримечательностей ничего не было, то после концерта либо тупо пили у Боба в номере, либо шли в гости к местным тусовщикам.
Было очень смешно в Воронеже. Мы играли на стадионе, а на следующий день нас пригласили во Дворец культуры. Там была выставка местных художников, и все ждали нас на творческую встречу. Но в это же время поступило контрприглашение поехать в баню с обильной выпивкой. Мы приехали в этот ДК, и через пятнадцать минут все артисты собрались и уехали. Я уговаривал их остаться, но в результате я остался один в окружении человек пятидесяти. Мы сели прямо в фойе и до полуночи говорили за жизнь. На следующее утро мои друзья, как обычно, лежали синенькие, и, когда я их будил, не понимали, чего я от них хочу. Но я от них уже давно ничего не хотел.
Сашка Титов устроился руководителем художественной самодеятельности в ДК Связи (работников связи) и оказалось, что туда возможно всем положить трудовые книжки. Боб уже давно вступил в Союз Журналистов, что давало ему право не трудоустраиваться. Мы же впервые почувствовали некоторую свободу, когда можно не думать о том, что тебя могут арестовать за тунеядство. Мы чуть ли не впервые получили собственную репетиционную точку и чуть позже стали давать платные концерты в зале ДК, из которых нам начисляли ежемесячную заработную плату. У меня в трудовой книжке так и значится – «Руководитель струнной группы ансамбля „Аквариум“». Это последняя запись в моей трудовой книжке. С тех пор я никогда и нигде официально не работал.
Работая в ДК Связи, мы как-то организовали несколько концертов «Звуков Му». Один из них был совершенно поразительным. Петя попросил рабочих принести на сцену всю мебель, которую можно было подобрать за кулисами, и завалил ею всю сцену. Всю группу он спрятал за столами и шкафами, и музыкантов вообще не было видно. А он весь концерт пел, выглядывая из-за шкафа или выставляя из-за него свой зад или ногу. Ничего более смешного и концептуального я никогда не видел. Группа не вышла даже на поклон. Вообще мне повезло, и я видел десятки концертов этой группы, и для меня это были самые сильные ощущения.
