Виктор Агамов-Тупицын - Круг общения
Несоблюдение тотемно-кланового баланса (баланса между дарением и благодарением) – не редкость во взаимоотношениях между художниками, кураторами, и авторами статей в журналах и каталогах. Казалось бы, нет ничего проще, чем упомянуть (опять-таки в библиографии или сносках) названия статей и имена критиков, писавших о тех или иных выставках или перформансах. В западном мире этот неписаный закон (закон архаической компенсации) соблюдается неукоснительно. Ведь если художники не придают значения тому, что о них написано хотя бы на уровне фактографии, то у авторов текстов естественным образом пропадает желание ими заниматься. Что тоже архаика…
3. Проблема асимметрии
Препоручая себя поэзии, философское высказывание становится разновидностью «тотальных поставок». Участие высших сил (или презумпция их участия) в рутинном агонистическом обмене – типичный пример spectrology, скрытой апелляции к призракам (spectres), присущей как метафизике, так и материализму. Их обнаружению (ghost-busting) посвящена книга Деррида «Spectres de Marx» (1993)176. Ее анализ наводит на подозрение, что «непричисленность к лику» – не более чем камуфляж, гарантирующий светскому дискурсу необходимый комфорт при обсуждении коллизий и парадоксов, которые он позиционирует как мистические. «Превратности» агонистического обмена оттеняют «достоинства» светской мысли. Но если культура использует культ главным образом для контраста, то сам этот контраст превращается в предмет культа. Круговорот тотальных поставок не предусматривает завершающих жестов, а если и предусматривает, то только в виде все тех же тотальных поставок. Подведение итогов – пафосное мероприятие. Для одних это жреческий ритуал; для других – обман и обмен. Точку над «i» ставит Бадью: по его мнению, «измена – название сделки, которую предлагает верность»177.
Ничем кроме «верности» нельзя объяснить «возвращение политического» – пароксизм, выдвигающий на первый план проблему асимметрии, связанной с накоплением богатств по одну сторону разделительной полосы и накоплением всех видов нехватки – по другую. Нехватка оборачивается избытком страданий и жизненных тягот, невежества, зверства и т. п. В книге «Th e Return of the Political» Шанталь Муфф указывает на принципиальную невозможность консенсуса в публичной сфере и призывает к «мобилизации страстей вокруг демократических ценностей и антагонизма, преобразованного в агонизм». В данном случае антагонизм – это конфликт дуэлянтов, а агонизм – конфликт конкурентов. Разрегулированная рыночная экономика – эльдорадо для финансовых институций, спонсирующих проект глобализации. Этот проект, обозначенный рядом теоретиков, включая Дэйвида Харви178, как «неолиберальный», уже обеспечил политический сдвиг, создавший условия для «воспроизводства классовой доминации». Ни для кого не сюрприз, что в эпоху «затягивания поясов» финансистам из мультинациональных банков удается преумножать собственные капиталы. Имея дело с экономикой национального долга в США и в других регионах мира, эти финансовые элиты самоутверждаются за счет среднего класса, который дышит на ладан.
4. Культура и религия
Неужели действительно безумие и вменяемость уравновешивают друг друга на весах общественной пользы? С точки зрения неудачника, порой гениального, кисея успеха засижена персонажами, процветающими вопреки (или благодаря) отсутствию дара179. Структура взаимопомощи, лоббирования и аккредитации в пантеоне культуры сродни символическому обмену. Бездарность поощряется, таланты блокируются, иногда с молчаливого согласия других талантов. Согласие – залог поражения одаренности в поединке с посредственностью, учитывая, что механизмы блокирования действуют на всех уровнях, будь то трезвый расчет или бессознательная реализация закона негативности символической функции. Блокирование (epoché) распространяется на все виды деятельности, не щадя ни живых, ни мертвых. Мертвецу с умом и талантом суждено разделить участь своего антипода, который перед тем, как кануть в Лету, топит в ней тех, чьи возможности ему удалось заблокировать при жизни путем создания тотальной зоны успеха для себя и себе подобных. Таким образом, блокирование – это способ достижения нулевого баланса в соответствии с формулой «ни мне, ни тебе». Бинарные оппозиции типа «гений – толпа» или «талант – посредственность» кажутся заимствованными из прошлого. Например, из эпохи модернизма. Мигрируя из контекста в контекст, оппозиции утрачивают внятность. Однако поляризация сохраняется: постмодернизм смещает приоритеты, но не снимает различий. Дефицит символических ценностей в эпоху глобального капитализма – такой же мираж, как прибавочная символизация.
Сходство различий не более парадоксально, чем различие сходств, особенно в условиях смены контекстов. Аналогии – фигуры взаимодействия между ними: «дары» со знаком плюс и со знаком минус, циркулирующие между контекстами. Пример – фильм Спилберга «Jaws» («Челюсти», 1975), позволяющий прийти к выводу, что ужас, охватывающий зрителя в момент кульминации, граничит с удовольствием и что «челюсти» – не только угроза символической «кастрации», но и сигнал, предупреждающий о встрече с реальностью. В конце 1790-х годов похожие чувства испытывали парижане, толпившиеся перед гильотиной на площади Вож.
Агонистический обмен – то общее, что объединяет светские практики с клерикальными. Их сходство – повод для беспокойства, о чем свидетельствуют ревнивые упреки клерикалов в адрес радикалов, тестирующих границы дозволенного. Если религиозный мейнстрим олицетворяет институциональную форму символического обмена, то это в известной мере относится и к артинституциям, которые, как и церковь, апеллируют к ценностям, не поддающимся таксономии. Конфессиональные и культурные ценности не всегда совпадают, и нежелание церкви примириться с двоевластием в «символической экономике» создает конфликтную ситуацию. Казалось бы, из искусства нельзя полностью изъять «ауратичность», причастность к ритуалу и апелляцию к возвышенному (sublime). Но точно так же нельзя предотвратить его выхолащивание, превращение в стереотип, что в свою очередь создает благоприятные условия для «возвышенного террора», связанного с разрушением общих мест. В таких случаях искусство становится козлом отпущения для святош. Продолжая нести на себе печать культа, культура фактически остается соперником религии. Однако антагонизм здесь ни при чем – речь идет о «поставках агонистического типа»180.
В ситуации, которая сложилась сегодня, у интеллектуалов нет шансов сообщить своей продукции центростремительный импульс по причине того, что она адресована единицам. И пока интеллектуал не кастрирует себя в качестве производителя уникальных «изделий» (уникальных идей, уникальных воздействий, уникальных интерпретаций), внеположных стереотипу, его идиоматическая активность не станет частью рынка. Но если кастрация интеллектуализма массовой культурой неизбежна, то это может обернуться тиранией евнухов, что, собственно, и случилось в имперском Китае. Чтобы приобщиться к органам власти, им пришлось принести в жертву свои половые органы. Запечатленные в исторических хрониках и олицетворяющие угрозу кастрации, тактильной или символической, они до сих пор напоминают «властителям дум» о превратностях альянса с «сильными мира сего».
