Анатолий Ведерников - Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры
Через один год и три месяца новгородского епископства святителю Тихону неожиданно пришлось переехать в Петербург. Вскоре после вступления на престол Екатерина II назначила святителя Тихона на освободившуюся Воронежскую кафедру, на которой он проработал четыре года семь месяцев. Но и в этот короткий срок он принес своей пастве огромную пользу. «Пастырь предобрый, учитель златословесный, скорбных утешителю и недугующих безмездный врач» – так прославляет святителя Тихона Святая Церковь.
Лишенный материальных средств к благоукрашению храмов своей епархии, святитель Тихон употребил богодарованные ему силы духа и благодати на созидание и украшение живых храмов Божиих в сердцах своей паствы. Застав епархию в большом беспорядке, святитель Тихон не щадил своих трудов для улучшения нравов и обычаев своей паствы:
а) заводил училищные курсы для детей бедного духовенства, заботился о просвещении и самого духовенства и старался поднять его из того унижения, в котором оно находилось;
б) требовал от чиновников консистории уважения к духовным лицам и вовсе не применял суровых и унизительных наказаний для провинившихся;
в) защищал духовенство от своеволия различных казацких начальств и других светских лиц;
г) ввел в своей епархии сказывание катехизических поучений, говорил поучения сам и издавал сочинения для народа;
д) ходил в тюрьмы и притоны бедности со словом утешения, назидания и помощи, на которую тратил все свое достояние;
е) боролся с остатками языческих обрядов в народе.
Двери его дома были открыты для всех. Приходящих к нему он принимал с любовью и радушием, внимательно выслушивал, помогал сиротам и нищим, утешал скорбящих, ходатайствовал за обиженных и притесняемых. Архипастырь Воронежский как бы возродил в своей личности и жизни черты славного древнехристианского пастырства в духе великих вселенских учителей и святителей.
Но по слабому здоровью святитель Тихон должен был уйти от управления епархией на покой, который, однако, превратился для него в продолжение его плодотворного общественного служения. Пастырские и аскетические добродетели святителя Тихона с удалением его в Задонский монастырь не только не умалились, но достигли еще большего расцвета. Пятнадцать с лишком лет прожил святитель Тихон в Задонском монастыре простым иноком, предаваясь со всей строгостью подвигам Богомыслия, молитвы, поста, труда и смирения и не переставая служить делу спасения других душ. Он действовал в пользу Церкви и ближних душеспасительными своими писаниями и словесными наставлениями, делами милосердия и благотворения. Его слово никогда не расходилось с делом жизни, которая и была наиболее совершенным выражением его религиозной мысли.
Но и в слове своих творений, изданных им в период уединения в Задонском монастыре, он оставил нам такую сокровищницу духовного опыта и христианской мудрости, которая на все времена останется источником духовного просвещения для православных пастырей и для народа. «Своим богословским знаниям, – говорит его биограф, – он сумел придать глубокую жизненность и народность, сумел соединить свой аскетизм с замечательной практической деятельностью, строжайшую мораль по монастырским правилам – с живым пониманием всех человеческих слабостей и любовным к ним снисхождением, высокий нравственный идеал – с требованиями действительной жизни…»
Особенно замечательны следующие его творения: «Об истинном христианстве» – опыт его чтений в Тверской семинарии, «Сокровище духовное, от мира собираемое», «Слово покаяния» и др.
На примере его жизни мы еще раз можем убедиться в том, что Православная Церковь никогда не оскудевала светильниками духа и истины, которые, как великие звезды или планеты, притягивали к себе из народа и даже из русской интеллигенции многочисленных спутников, вносивших в общественную жизнь идеи, согретые верой во Христа и побуждавшие к воплощению Правды в самой жизни.
В смене идей и направлений, по которым разбрелось под влиянием Запада русское образованное общество, только церковно-религиозная мысль сохранила свою устойчивость и ясную целеустремленность. Линия этой мысли, начатая в Древней Руси, проходит, как мы видим, яркой полосой и по XVIII веку через такие светлые имена, как Стефан Яворский, Феофилакт Лопатинский, святитель Димитрий Ростовский, святитель Митрофан Воронежский, святитель Иоасаф Белгородский, митрополит Платон, митрополит Гавриил, святитель Тихон Задонский, преподобный Серафим Саровский и многие другие светильники Русской Православной Церкви. Пусть вокруг Церкви бушуют вихри враждебных направлений, пусть они захватывают в свой круговорот русскую интеллигенцию, но свет Церкви светит и во тьме, облегчая заблудившимся возвращение на верную дорогу жизни.
Русское масонство XVIII века
Главным искушением XVIII века было стремление утвердить господство человеческого разума во всех областях жизни. В этом стремлении не было бы ничего опасного и вредного, если бы оно исходило из побуждения дать разуму законное место в человеческом жизнепонимании – место, определяемое наличием в человеке других сторон и сил духа, если бы разум, требуя своих прав, понимал свое истинное назначение и свою зависимость от сердца – этого главного средоточия духовной жизни. В претензиях разума на признание не было бы ничего странного, если бы он искал солидарности с верой и Откровением, если бы он выполнял свою часть познавательной работы в согласии с другими силами нашего духа, если бы он свои внутренние законы не делал законами бытия и тем самым не претендовал на абсолютное значение в познании.
Но мы знаем, что просветительная философия XVIII века во имя разума как своей главной и единственной основы отвергала все, несовместимое с его положениями, и самоуверенно шла войной на религию, на христианство, на Откровение, на нравственные основы общества и народа. При этом она не обнаруживала единства в своих выводах, ибо одни философы, как Вольтер, совсем отвергали христианство и проповедовали деизм, другие, как Дидро, Даламбер, утверждали полное безбожие, третьи все-таки признавали за христианством политическое (Монтескье) и нравственное значение (Руссо), иные ничего не хотели знать, кроме материи и ее движения (Гольбах), а многие, вроде Гельвеция и Ламетри, проповедовали один эгоизм с чувственными наслаждениями или деятельность, согласную с природой человека (Руссо). Такая разнородность выводов уже ясно показывала зависимость разума от скрытых побуждений испорченного сердца и свидетельствовала о том, что разум стал рабом дурной воли, дурного выбора, в силу которого разум, соблазненный божескими почестями, должен был подводить теоретический фундамент под испорченную грехом природу человека. И эту незавидную работу он с успехом выполнял для тех, кто стремился как-нибудь оправдать наиболее легкий для него в нравственном смысле образ жизни.
