Александр Авдеенко - Наказание без преступления
— Зачем же так спешить? У нас есть время.
Оказалось, что Люба совсем не стремилась замуж.
Дала себе слово, что не выйдет замуж, пока не закончит институт, и отказала не одному претенденту в мужья. Было достаточно видеть замужних подруг сестры, чтобы не стремиться в «рай».
Полюбить она жаждала, как все девчонки ее возраста, но…
Мне помогла моя первая книга. Люба много читала. Книга «Я люблю» не обошла ее стороной. Позже она рассказала мне: «Закрыв последнюю страницу, я воскликнула: вот это парень!» Знала она и мое выступление на съезде Советов в Кремле. Рассказала, как читали газету вслух всем двором и смеялись над оратором: сын первое слово скажет «мама», а не «Сталин».
Могла ли она отказать такому парню, так умоляющему стать его женой? Поверила и пошла за ним, как говорится, «на край света».
Загс притулился на захолустной улице, в приземистом, в три оконца, с деревянным крылечком, домике.
В тот момент, когда мы с Любой, не чуя под собой земли, взбежали на крылечко, низкорослая женщина преградила нам дорогу.
— Куда, граждане, прете, как угорелые?
— Здравствуйте, мамаша! Мы сюда… к вам. Собственно, не к вам лично, а туда… Пожениться решили.
— Опоздали! Наш рабочий день закончился. Завтра поженитесь.
Люба молчит, а я веду дипломатические переговоры с несговорчивым стражем.
— Кто знает, мамаша, что будет завтра. Невеста может передумать. Или жених закапризничает. Пропустите! Я человек суеверный, боюсь откладывать на завтра то, что можно сделать сейчас. Пожалуйста!
Я не только выпрашивал, что было противопоказано моей натуре, я умолял.
В руках женщины появилась толстая дубовая палка — дверной запор. Размахивая дрыном перед моим лицом, она наступала, пытаясь выдавить меня своей могучей грудью из загсовских пределов, кричала на всю улицу:
— Не фулиганьте, гражданин, а не то призовем милицию!
Я скалой стоял на пороге загса и не позволял наложить на дверь запор.
— Вы до которого часа работаете, мамаша?
— До пяти.
— А сейчас без пятнадцати пять. За пятнадцать минут можно две пары зарегистрировать.
— Посторонитесь! Уберите свои лапти с порога!
— Да поймите же вы, наконец!
Она с нескрываемым презрением и жалостью посмотрела на Любу.
— Опомнись, девонька, пока не поздно.
После этих слов я понял, что нам преградил дорогу в загс мой личный лютый враг. С врагом не церемонятся. Отодвинув женщину в сторону, я взял смущенную, притихшую Любу за руку, подвел ее к столу, за которым сидела курносая регистраторша, категорически заявил:
— Мы не уйдем отсюда, пока вы нас не зарегистрируете. До конца рабочего дня еще пятнадцать минут.
— Ну и скандалист же вы, гражданин жених! Нехорошо начинаете супружескую жизнь. Не завидую я вашей будущей жене. Паспорта! — рявкнула она.
Никто не благословил нас с Любой, как это бывает теперь, не напутствовал добрым словом, не поздравил.
Женился я двадцать седьмого августа, а тридцатого по заданию «Правды», прихватив с собой молодую жену, рванул на своей «эмке» в другой конец Донбасса, на шахту «Центральная-Ирмино» к Стаханову. Ехали по пустынным пыльным дорогам, среди скошенных пшеничных полей и еще стоящих на корню с тяжело поникшими головами красавцев подсолнухов. Главное же в пейзаже — гигантские терриконы породы, шахтные копры и железнодорожные рельсы. Индустрия вперемешку с хлебородными поля ми, рощами, садами, речками, прудами, оврагами, древними курганами, тополиными и вишневыми селами. Последние дни августа, а все еще ясное небо, сухая земля и теплый, с Азова, ветерок. Время созревания и сбора плодов. Мое и Любино самое счастливое время.
Прибыв на шахту, спецкор «Правды» представился парторгу Петрову, молодому, веселому человеку. Среди начальников, в том числе и парторгов, веселых людей попадается мало. Не до веселья людям, перегруженным работой, ответственностью за каждый шаг, заданиями, приказами и нагоняями сверху.
— Конечно, прежде всего вам хочется повидаться с годовалым юбиляром, — смеется Петров.
— Да. Желательно прямо сейчас.
— Пожалуйста. Пойдемте, я буду вашим провожатым. Мы предоставили ему новую квартиру в хорошем доме. Две комнаты, кухня, погреб. Но, увы, без канализации и водопровода. До такой цивилизации наша шахта еще не доросла, хотя и поставила мировой рекорд добычи угля.
— Как отработал Стаханов первый юбилейный год? Не зазнался?
— Есть маленько. Живет, словно во хмелю. Легкое головокружение началось. Но выполнил и перевыполнил годовую норму. Остальное сами увидите. На то вы и писатель.
На сегодняшний день Алексей Стаханов самый знаменитый человек в стране. Слава его затмила, пожалуй, даже славу Бабочкина, исполнявшего роль Чапаева в фильме. Испытание такой славой не каждому по плечу.
От центра поселка, от ствола шахты, до самого крылечка дома, где живет Алексей Стаханов, — золотистая широкая полоса сухого песка, еще не сильно заслеженного. По этой дороге, дороге героя, мы и подъехали к Стаханову. Хозяин встретил нас на крыльце. Здоровенный детина. Улыбка светится на простецком лице, загорелом, как у хлебопашца. Вокруг глаз чернеет въевшаяся в кожу угольная пороша — шахтерская печать.
Знакомимся. Стаханов хватает меня за руку.
— Писатель? Прибыли на праздник? Не побоялись дальней дороги?.. Первый раз вижу живого писателя.
— А я первый раз вижу знаменитого Стаханова.
— Ну и как? — смеется Стаханов.
— Хорош! Я почему-то именно таким вас и представлял. Богатырь! Удалой парень!
— Это я сегодня по случаю праздника в ухарство ударился, а вообще по будням — тихий, корябенький, рот на замке держу. Дорогие гости, добро пожаловать до хаты! Моя она теперь. Предназначалась главному инженеру, а попала в руки забойщику Алешке Стаханову.
И смеется, показывая розовые десны с крепкими белыми зубами.
Входим в дом, забитый до предела вещами. Новенькое все, еще не до конца распакованное. Пианино, диван, полированный стол. Навалом — стулья. Два патефона. Радиоприемник, гора пластинок на полу. Кровати. Посуда в соломе. Колбасы и пластины сала на столе. Бублики. Батоны. Окорока. Ящики с пивом, водкой.
— Видали?! — смеется Стаханов. — Добро юбилейное. Со всех концов Донбасса подарки шлют. Как отказать людям?
Стаханов чрезмерно счастлив, безмерно весел, а жена строга.
— Если бы по-настоящему захотел отказать, насильно бы не заставили подарунки взять. Они, дарители, на чужой счет добренькие. Шесть ящиков пива! Пей — не хочу. Море разливанное. Зачем столько? Три ковра. Нам и одного, своего, хватало. И эта бандура ни к чему. Некому бренчать.
