Владимир Хрусталев - Григорий Распутин. Тайны «великого старца»
Питирим заговорил о Думе и старался уверить, что он бы хотел “столковаться с народным представительством и работать рука об руку”. Я ему ответил, что это вряд ли возможно, так как вне сметы Синода между Думой и митрополитом не может быть точек соприкосновений.
Митрополит чувствовал себя, видимо, не совсем хорошо и все время поглядывал на Немерцалова. Разговор перешел на реформу церкви, и я сказал ему откровенно:
– Реформа необходима, и если Вы, владыка, хотите заслужить благодарность русских людей, то Вы должны приложить все усилия, чтобы очистить православную Церковь от вредных хлыстовских влияний и вмешательства врагов православия. Распутин и ему подобные должны быть низвергнуты, а Вам надлежит очистить свое имя от слухов, что Вы ставленник Распутина.
– Кто Вам это сказал? – спросил бледный Питирим и, как бы проверяя меня, осведомился, говорил ли я о Распутине Государю.
– Много раз… А что касается Вас, владыка, то Вы сами себя выдаете…
По выражению лица Питирима видно было, что он не поверил. На этом разговор оборвался, и мы простились.
Слова Питирима оправдались: Горемыкин был отставлен и заменен Штюрмером. Назначение это привело всех в негодование: те, которые его знали по прежней деятельности, не уважали его, а в широких кругах, в связи со слухами о сепаратном мире, его фамилия произвела неприятное впечатление: поняли, что это снова влияние Императрицы и Распутина и что сделано умышленно наперекор общественному мнению». (Родзянко М.В. Крушение империи и Государственная Дума и февральская 1917 года революция. М., 2002. С. 153–154.)
Анна Вырубова позднее по поводу митрополита Питирима писала в своих эмигрантских воспоминаниях: «Много было разговоров и о митрополите Питириме, будто бы назначенном Распутиным. Государь познакомился с ним в 1914 году во время посещения Кавказа. Митрополит Питирим был тогда экзархом Грузии. Государь и свита были очарованы им, и когда мы в декабре встретились с Государем в Воронеже, я помню, как Государь говорил, что предназначает его при первой перемене митрополитом Петроградским.
Митрополит Питирим был очень осторожен и умен. Их Величества его уважали, но никогда не приближали его к себе. Когда он раз или два был у Их Величеств, темой разговора, как они рассказывали мне, была Грузинская церковь, которая, по его словам, не достаточно поддерживалась Синодом, хотя, в сущности, была первой по времени Христианской церковью в России. Митрополит Питирим, видимо, всей душой любил Грузию, где и он был очень любим. Он же первый завел речь о “приходах”. Эти вопросы очень интересовали Их Величеств, но они откладывали все вопросы до окончания войны». (Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. М., 1990. С. 178–179.)
Государь в это время периодически посещал армейские части на различных фронтах действующей армии. По поводу смотра войск императором Николаем II имеются свидетельства жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «14 вечером Государь переехал в свой поезд и ночью отбыл в Бобруйск, куда прибыл 15-го в 10 утра. Бобруйск – крепость, расположенная при слиянии рек Бобруйки и Березины, недалеко от города того же имени. Она находилась рядом с Полесьем в Минской губернии. На станции Государя встретил почетный караул и главнокомандующий Западным фронтом Эверт. Приняв караул и доклад Эверта, Государь произвел смотр полков 1-й казачьей Забайкальской дивизии и Кубанской дивизии. День был ясный, солнечный, но была гололедица. При прохождении падало много лошадей. Это всегда производит нехорошее впечатление. Казаками Государь остался доволен. Вечером вернулись в Могилев». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Минск, 2004. С. 259–260.)
Старшая сестра милосердия Собственного Ее Императорского Величества лазарета в Царском Селе В.И. Чеботарева записала в своем дневнике и факты и слухи вперемешку, что порой трудно отличить одно от другого:
«16-го января. Государыня больна по-прежнему. Татьяна Николаевна говорила, что вчера особенно дурно Себя чувствовала, “поминутно слезы набегают, болит сердце, грустная, несчастная”. А молва все плетет новые узоры из-за частых выездов Григория (имеется в виду Г.Е. Распутин. – В.Х.). Уже пробежал слух, что правые поднимают вопрос о бывших случаях развода Царей. А Григорий ездит ежедневно, благо предлог удобный нашелся – посещать лазарет, богатая арена деятельности. <…>
Сегодня Татьяна Николаевна ходила со мной вместе, после перевязок у нас, наверх, на перевязку Попова. Милая Детка ужасно только конфузится, когда надо проходить мимо массы сестер: схватит меня за руку: “Ужас, как стыдно и страшно… не знаешь, с кем здороваться, с кем нет”. У Ольги как-то грустно вырвалось: “По телефону ведь ничего нельзя говорить, подслушивают, потом донесут, да не так, переврут, как недавно”. Что именно было, не удалось выспросить, но Воейков что-то сказал – детали так и не узнала <…>». (Из дневника В. Чеботаревой. 1916 год / Скорбный Ангел. Сост. С.В. Фомин. СПб., 2005. С. 337–338; Новый журнал. № 181. Нью-Йорк, 1990. С. 211–212.)
Жандармский генерал-майор А.И. Спиридович позднее писал в эмигрантских воспоминаниях: «15-го в полдень (правильно 16 января. – В.Х.) Его Величество выехал в Оршу. Прибыв туда в 2 часа, он произвел смотр двух Кубанских и одной Уральской дивизий казаков. Все местное еврейское население Орши собралось возле места смотра. Смотр продолжался около трех часов. Государь остался очень доволен. В 6 часов императорский поезд отбыл в Царское Село». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Минск, 2004. С. 260.)
Император Николай II записал в дневнике:
«17-го января. Воскресенье
Встал рано, после чая погулял на ст. Семрино и затем кончил присланные утренние бумаги. В 12 часов приехал в Царское Село. Все дети встретили. Радость большая [быть] снова дома. Позавтракали сейчас же. Привел вещи в порядок и пошел в парк с Ольгой и Марией. Погода была мягкая – на ноле. После чая занимался и окончил все к обеду. Вечером начал вслух ту же книгу “A millionaire qirl”»[136].
На следующий день в дневнике появилась еще одна важная запись:
«18-го января. Понедельник
Здешняя жизнь вошла сразу в колею. После утренних бумаг погулял. Погода стояла мягкая. Принял: Григоровича и Наумова. В 2 1/2 часа Штюрмера, которому предложил место председателя Совета министров. Переговорил с ним о всех наиболее важных вопросах. Погулял с Марией. В 4 1/2 [ч.] приехал Миша, пили с ним чай. После этого принял доброго старого Горемыкина, в последний раз, как предc[едателя] Сов. мин. Читал до 8 час. Весь вечер читал Аликс и дочерям вслух»[137].