Ирина Баранчеева - Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба
«Я знаю и предполагаю, милая Иола, что тебе сейчас приходится переживать, — писал он, — однако прошу тебя и советую не беспокоиться. Детишки, слава Богу, все здоровы, я с ними два или три раза разговариваю по телефону, они веселы и хорошо занимаются… Бедная бабушка, воображаю, как она страдает. Думается мне, что она не имеет много шансов на полное выздоровление. Очень печально это, конечно, но ты должна примириться с мыслью о развязке и не убиваться очень. Что же делать? Это же все вполне естественно. Забери себя покрепче в руки и думай больше всего о своем здоровье… Будь же здорова, дорогая Иолашка, coraggio е coraggio! Пусть Бог дает тебе силы, а я обнимаю тебя крепко и целую.
Еще раз: успокойся и волнуйся поменьше, все мы тебя очень любим. Твой Федор».
Но Иола Игнатьевна не могла не волноваться. Она не принадлежала к тем людям, которые, жалея себя, могут не обращать внимание на страдания других. А тем более сейчас, когда у нее на глазах умирала ее горячо любимая мама. Иногда, на короткие мгновения, Джузеппине Торнаги становилось лучше, болезнь отпускала ее, но вскоре все начиналось сначала, и бедная женщина, пожираемая мучениями, приближалась к своему неминуемому концу. Иола Игнатьевна была в отчаянии. «Уверяю вас, что это очень тяжело — видеть свою бедную маму и страдать, что ты не можешь ей помочь», — писала она в Москву Ирине.
Серьезная, собранная Ирина стала ее поддержкой и опорой. С ней Иола Игнатьевна откровенно делилась своими мыслями и переживаниями: «Как видите, я ничего не имею в этом мире, кроме скорбей». Возможно, тринадцатилетняя Ирина уже о многом догадывалась…
Но и в далекой Италии у постели умирающей матери Иола Игнатьевна постоянно думала о детях. Они были смыслом ее жизни, каждую минутку она стремилась к ним, но… пока печальные обстоятельства задерживали ее в Монца.
Тем временем в апреле в Москву приехал Шаляпин. Иола Игнатьевна надеялась, что он побудет с детьми и уделит им в ее отсутствие больше времени. Как всегда бывало в таких случаях, дети не отходили от него ни на шаг. «…То они у меня на кровати, то играют с Булькой, то ходим в сад», — довольный, сообщал он Иоле Игнатьевне.
На Пасху Шаляпин решил сделать детям королевский подарок — съездить с ними в древний Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде, расположенный в пятидесяти с лишним верстах от Москвы.
Эта поездка осталась в памяти детей каким-то сказочным сном. «Дорога очень живописна, и сам монастырь очень красиво расположен… — сообщал Шаляпин в письме Иоле Игнатьевне. — Детишки все говели и причащались. Священник их исповедовал, и они рассказали ему все свои грехи. Главный грех у Борьки оказался, что он много врет. Я очень смеялся этому».
Перед самым отъездом в Звенигород они получили телеграмму Иолы Игнатьевны о смерти бабушки. Шаляпин прочел ее детям. «Детишки были очень огорчены как смертью бабушки, так и твоей грустью, и все говорили: „Бедная наша мамочка, как нам ее жалко“. Я, конечно, успокаивал их, как мог…»
Но даже и это печальное событие не могло омрачить для детей чудные, незабываемые дни, проведенные с отцом. Эти несколько радостных пасхальных дней, проведенных в красивейшем месте, называемом русской Швейцарией, в белокаменном монастыре, стоящем на горе, среди зелени, и сияющем золотом своих куполов, пасхальная заутреня в древнем Рождественском соборе XV века со строгими фресками на потемневших стенах, когда посередине службы Шаляпин вдруг неожиданно стал подпевать хору — сначала тихо, а потом все громче и громче, — и как удивленно, а потом и с восторгом стали оборачиваться на него, стоявшего в самом конце храма, лица звенигородских прихожан, остались в их памяти навсегда…
К несчастью, Иола Игнатьевна должна была задержаться в Италии. Не успела она похоронить мать, как заболел дифтеритом Федя. На нее свалились новые хлопоты, новый груз забот. А Шаляпин уже должен был уезжать… Из Петербурга он опять написал ей об их поездке в Звенигород. Видимо, и в его памяти она осталась прекрасным, светлым воспоминанием:
«Детишки все здоровы и веселы, мы прекрасно провели время в Москве и в монастыре. Бориска был очарован и счастлив, что ему пришлось спать со мной в одной комнате, и номер гостиницы поэтому он нашел самым уютным из всех домов и комнат, какие ему приходилось видеть. Лазили на колокольню и звонили во все колокола. Он носит теперь длинные штаны навыпуск и очень этому рад, и чувствует себя уже большим…»
Борис был любимцем отца. В письмах Шаляпина ему уделено самое большое место.
На лето дети, по обыкновению, отправились в Ратухино. Когда Федя поправился, в Россию вернулась Иола Игнатьевна. Потянулась монотонная дачная жизнь.
В этом году исполнилось десять лет с того дня, как умер их первенец, их обожаемый Игорь. 15 июня, в день его смерти, Иола Игнатьевна отправилась в Москву, отслужила панихиду в соборе Новодевичьего монастыря, положила на могилку свежие цветы… Шаляпин откликнулся на ее письмо сразу же. Игорь по-прежнему оставался для него особым, дорогим воспоминанием, крепко связывавшим его с прошлым. «Нужно ли говорить, что я был душой моей с тобой на могиле нашего милого Игрушки. Очень жалею, что меня не было там лично», — написал он Иоле Игнатьевне.
Хотя прошло уже десять лет как этот необыкновенный ребенок покинул их, Иола Игнатьевна до конца не могла примириться с его смертью. Она хранила его детскую одежду, фотография Игоря висела на стене в ее комнате, и ее день начинался и заканчивался под взглядом этих светлых печальных и задумчивых недетских глаз. Теперь бы Игорю исполнилось четырнадцать лет, и Иола Игнатьевна часто думала о том, какой бы это был умный и талантливый мальчик, каких бы успехов он добился, и вся бы их жизнь — она свято верила в это! — сложилась бы совсем по-другому, если бы этот ребенок был жив… Но этого не произошло… Судьба дала им только то, что дала. Значит, надо было смириться. Смириться и терпеть, потому что иного выхода не было…
«27 июля этого года исполняется также пятнадцатилетняя годовщина нашего неудачного супружества, — писала Иола Игнатьевна Шаляпину, — (у нас в Италии это называют бронзовой свадьбой, не знаю, так ли в России)… в любом случае уже пятнадцать лет, как мы тащим эту тяжелую цепь…»
В это время Шаляпин выступал в Лондоне во время «Русских сезонов» С. П. Дягилева. Несмотря на огромный успех, которым сопровождались его выступления в «Борисе Годунове», «Хованщине» и «Псковитянке», с артистической точки зрения предприятие Дягилева Шаляпина теперь удовлетворяло мало. Он считал, что уровень постановок упал с того момента, когда они играли в «Grand Opera» и «Chatelet». Но хотя это его и раздражало и доставляло ему неудобства, отказаться от хорошо оплачиваемых гастролей он уже не мог. Ему нужны были деньги, он взвалил на себя слишком много обязанностей. Он должен был содержать две свои большие семьи.
