Бенджамин Франклин - Жизнь Бенджамина Франклина. Автобиография
На это он тогда ничего не сказал; но когда впоследствии он занялся обсуждением дел совместно с собранием, опять появились эти инструкции и возобновились дебаты, и я, как всегда, стал активно действовать в оппозиции. Я опубликовал сперва эти инструкции, а затем ряд замечаний о них. И то и другое можно найти в материалах собрания того времени и в историческом обзоре, который я впоследствии напечатал.
Но между нами не возникло личной вражды; мы часто встречались, он был образованным человеком, много повидал на свете и был интересным и приятным собеседником. Он сообщил мне, что мой старый друг Ралф жив и считается одним из лучших политических писателей Англии, что Ралф участвовал в диспуте между принцем Фредериком и королем и получил пенсию в триста фунтов стерлингов в год; что на поэтическом поприще он так и не стяжал большой славы. Поп осудил его поэзию в «Дунсиаде», но проза его считалась не хуже, чем проза любого другого автора.
Собрание, поняв, наконец, что собственники упорно продолжают связывать депутатам руки своими инструкциями, несовместимыми не только с привилегиями для народа, но и со службой короне, решило обратиться с петицией к королю и назначило меня своим агентом в Англии для представления и поддержки петиции.
Палата направила губернатору билль, выделявший в пользу короля сумму в шестьдесят тысяч фунтов стерлингов (из которых десять тысяч фунтов стерлингов поступало в распоряжение тогдашнего генерала лорда Лаудона). Губернатор, руководствуясь своими инструкциями, категорически отказался утвердить этот билль. Я уже договорился с капитаном почтового корабля в Нью-Йорке Моррисом о моем проезде, и багаж мой был погружен на корабль, когда в Филадельфию прибыл лорд Лаудон — специально для того, как он сказал мне, чтобы попытаться примирить губернатора с собранием, дабы служба его величества не усложнялась их разногласиями. Поэтому он пожелал иметь встречу с губернатором и со мной, чтобы иметь возможность выслушать мнения обеих сторон. Мы встретились и обсудили этот вопрос. От имени собрания я выдвинул различные доводы, которые можно найти в прессе того времени. Они были мною написаны и опубликованы в протоколах собрания; губернатор отстаивал свои инструкции, говорил о данном им обязательстве соблюдать их и утверждал, что его ждет гибель, в случае если он нарушит это обязательство; но, по-видимому, он не прочь был рискнуть, если лорд Лаудон посоветует это сделать. Его светлость этого сделать не пожелал, хотя был момент, когда я подумал, что почти убедил его согласиться на это; но, в конечном счете, он предпочел настаивать на уступках со стороны собрания. Он просил меня приложить все усилия для осуществления вместе с ним этой цели, заявив, что не сохранит ни одного из королевских подразделений для защиты наших границ, так что если мы не будем продолжать заботиться о защите сами, то границы останутся незащищенными и открытыми для врага. Я ознакомил Палату с тем, что произошло, и представил ряд резолюций, которые я составил, декларирующих наши права и провозглашающих, что мы не отказываемся от требования этих прав, но лишь откладываем их осуществление, уступая силе, против которой мы протестовали; наконец, Палата согласилась снять свой билль и составить другой, соответствующий инструкциям собственника. Этот билль губернатор, конечно, утвердил, и я мог спокойно продолжать свою поездку. Но тем временем корабль с моим багажом отошел, что явилось для меня немалой потерей, а единственным возмещением были выражения благодарности его светлости за мои услуги; вся честь достигнутого соглашения досталась ему. Он отправился в Нью-Йорк раньше меня, и так как время отправки почтовых кораблей зависело от его распоряжения, а там находилось два корабля, из которых один, как он сказал, должен был отойти очень скоро, я попросил сообщить мне точное время отбытия, чтобы не опоздать на него. На это последовал ответ: «Я объявил, что корабль должен отойти в следующую субботу; но могу вам сообщить, между нами, что если вы будете там в понедельник утром, то как раз поспеете вовремя; но дольше не задерживайтесь». Из-за какой-то случайной задержки на переправе я прибыл на место в понедельник днем и очень опасался, что корабль уже отплыл, так как ветер был попутный. Но меня скоро успокоили сообщением, что корабль еще находится в гавани и не отплывет до следующего дня.
Можно было бы подумать, что теперь я уже почти уехал в Европу; я и сам был того же мнения; оказалось, однако, что тогда я еще мало знал характер его светлости, одной из главных черт которого была нерешительность.
Приведу некоторые примеры. Было начало апреля, когда я прибыл в Нью-Йорк, а отплыли мы, кажется, в конце июня. В Нью-Йорке стояло два почтовых корабля; они уже давно находились в готовности, но задерживались из-за писем генерала, доставка которых все время откладывалась на «завтра». Прибыло другое судно, которое также задержали, и, прежде чем мы отплыли, ожидалось прибытие уже четвертого корабля. Наш корабль должен был отправиться первым, так как он долее всех стоял в гавани. Пассажиры были набраны полностью, и некоторые из них нетерпеливо ожидали отправления. Купцы испытывали тревогу за свои письма, за свои страховые полисы (время было военное) и за портящиеся товары, но их беспокойство ни к чему не приводило. Письма его сиятельства были не готовы; к тому же всякий, кто ни являлся к нему, всегда находил его за бюро с пером в руке и убеждался, что ему приходится очень много писать. Однажды утром, зайдя к нему засвидетельствовать свое почтение, я нашел в его прихожей некоего Инниса, посыльного из Филадельфии, прибывшего оттуда нарочным с пакетом для генерала от губернатора Денни. Он вручил мне несколько писем от моих друзей; это заставило меня поинтересоваться, когда он должен вернуться и где остановился, чтобы я мог послать с ним несколько писем. Он сказал, что ему приказано зайти завтра в девять за ответом генерала для губернатора и что он отправится немедленно. Я в тот же день отдал ему письма. Спустя две недели я опять встретил его в том же месте. «Вы так скоро вернулись, Иннис?» — «Вернулся! Нет, я еще не уезжал». «Как так?» — «В течение последних двух недель я захожу сюда каждое утро за письмами его светлости, но они все еще не готовы». — «Возможно ли это, когда он так много пишет! ведь я постоянно вижу его за бюро». — «Да, — сказал Иннис, — но он, подобно святому Георгу, всегда сидит верхом на коне, но никогда не скачет». Это наблюдение, сделанное посыльным, было, по-видимому, вполне обоснованным, так как, будучи уже в Англии, я узнал, что мистер Питт (впоследствии лорд Чэтэм) привел в качестве одной из причин для снятия этого генерала и назначения генералов Эмхертса и Вольфа то, что «министр никогда ничего не слышал от него и не мог понять, чем он занимается».
